— Он проверяет, не выросли ли сиськи.

Подростки заржали.

— Алис, — осклабился один из малолеток, самый деловой, похоже, — даже если бы я его наглухо вальнул, папа бы меня по-любому отмазал.

Папа, блин… Ласковый какой…

Девчонка бросила на него сердитый взгляд и покачала головой. А я попытался подняться. Лежать, как Буратино на лекарском консилиуме мне не улыбалось. Нужно было разобраться в том, что случилось и выяснить, где кто.

Больше всего меня сейчас интересовало, удалось ли Юле скрыться от этих уродов. И где моя Катя, опять же. И… Никитос. Мой друг и брат… Теперь, по-любому, один из нас должен уплыть по реке смерти, или как там у древних народов…

— Так, — сказал я, усаживаясь на полу, — где Юлия?

Сказал и… осёкся. Голос прозвучал сипло, с надломом. Блин… Наверное, пока лежал на снегу простудился.

— Зачем тебе Юлия? — зло воскликнул парнишка, похожий на боксёра, единственный приличного вида из всей компании.

— Да он стучать собрался! Отброс! Слышь, Красный, ты охренел?

Кто-то пихнул меня кончиком ботинка.

— Так, шакалята, ну-ка брысь отсюда! — рыкнул я. — Пока я вам уши не открутил. В натуре.

Все заржали. Я потрогал рукой затылок. Блин! Стреляли в грудь, а в крови башка. На камень наверное грохнулся или на палку какую-нибудь…

— Вы гляньте, Крас у нас резко гигачадом стал, — сквозь смех воскликнула розовокудрая Алиса.

— Крас — гигачад, — подхватил кто-то.

— Потому что он Красивый!

Над чем они смеялись, я не понял, но это вообще не имело значения.

— Мэт, — сурово бросил боксёр, — надо его в медпункт.

— Да мне фиолетово, что ему надо. Пусть идёт, куда хочет. Слышь, Крас, завтра если не принесёшь лавэ, я тебя точно урою, и мне ничего не будет, ясно? Не слышу! Не слышу, я сказал! Алё, тебе ещё вломить или как?

Это он мне что ли? Я поморщился, прислушиваясь к своему телу.

— Фиолетово тебе или нет, — не останавливался боксёр, — но тут его нельзя бросать. Тебя, может, и отмажет папаша, а нас потом директриса замотает и родители мозги выжрут. И Юлия, опять же.

Так, Юлю, значит, они знают.

— Ну, тебе надо, ты с ним и нянькайся.

— Ничё так ты, молодец. Ты его нокнул, а я разгребать за тобой должен?

— Ну, не разгребай, — ухмыльнулся Мэт.

— Мудак, — с презрением резюмировал боксёр.

— Чё ты сказал⁈ Ты попутал, лошок?

— А ты не забылся, мажорчик? Я-то не Крас, вломить могу.

— Да пошёл ты, — включил заднюю Мэт. — Чё хочешь, то с ним и делай, можешь в жопу поцеловать. Я пошёл, короче.

Он перешагнул через мои ноги и зашагал прочь. Я осмотрелся. Мы находились на лестничной площадке на верхнем этаже. На полу, выложенном явно новым и недешёвым кафелем, валялись окурки и банки из-под пива, что ли… Мэт весело и непринуждённо начал спускаться по лестнице и все потянулись за ним.

Остались только боксёр и розовая Алиса.

— Алиса, ты идёшь? — крикнул с лестницы Мэт, но она даже не глянула в его сторону.

Он притормозил на мгновенье, но не получив от неё ответа, поднял руку, оттопырил средний палец и пошёл дальше.

— Как хочешь, — насмешливо бросил он. — Сестра милосердия. Ты ему сделай приятное что-нибудь, чтоб он не плакал.

Его спутники загоготали.

— Так, ребятки, — мотнул я головой и заскрежетал зубами.

Движение отозвалось резкой болью.

— Осторожней, — недовольно обронила Алиса. — Рожков, что с ним делать-то? Медкабинет не самое хорошее решение. Там же спрашивать будут. «Упал» — не вариант. Как так упасть, чтобы и затылок разбить и бланш под глазом получить? У него и грудь наверное вся синяя.

— У него сотряс, по ходу, — отозвался боксёр. — Смотри, какой бледный. Слышь, жертва, голова кружится?

Девчонка приставила к губам блестящую розовую коробочку с мундштуком, втянула через неё воздух и выдула небольшое облачко пара. Запахло джемом и фруктами.

— Так, ребятки, — поморщился я, пытаясь встать. — Как я здесь оказался, можете мне объяснить?

Японский городовой, а что это на мне такое? Я уставился на узкие джинсы и стоптанные синие кроссовки с большой буквой «N». А ещё на поношенную футболку и короткую джинсовую куртку. Ковбой, бляха… Мало того, что одежда была незнакомой, но и ноги мои… ёлки… Ноги выглядели тощими и длинными, как у подростка. А руки…

Я тупо уставился на свои ладони. Потом перевернул… Пальцы худые, грязные, ногти обкусаны под корень… На запястье дурацкие часы без циферблата…

— Смотри, как его штормит, — хмыкнула розовая и выпустила ещё одно облачко.

Может, это был типа «тот свет»? А что, выжить после выстрела в лицо с такого расстояния дело крайне сомнительное. Но если так, мне тут не нравилось.

— Он и так гением не был, — покачал головой боксёр, — а теперь вообще кретином станет.

— Гадить где попало будет? — засмеялась Алиса.

Если на мне одежда была в облипочку, то на ней висела, как на вешалке. Длинные, широкие джинсы, типа, как «пирамиды», мели по полу.

— Так, я сам с собой разговариваю, детвора? — рыкнул я. — Можете мне чётко объяснить, как я здесь оказался?

— Пипец, — покачала головой розовая.

— Ты что, не помнишь? — прищурился Рожков. — Или прикалываешься? Тебя Шалаев вызвал сюда.

— Какой ещё Шалаев?

Фамилия эта была мне хорошо известна, но…

— Конечно, прикалывается. Матвей Шалаев, Мэт. Уж кого другого, а его ты точно должен помнить. Всю жизнь.

Но никакого Матвея Шалаева, да ещё и Мэта, я однозначно никогда раньше не видел и не знал. Сто процентов. Я бы точно не забыл.

— А Юля где?

— Да блин, зачем тебе Юля? — недовольно воскликнул боксёр, — Ты стукануть реально решил? Ну, иди, она в кабинете, у нас урок уже начался. Но она тебе точно не поможет, а вот репутация твоя…

— Да какая у него репутация, ты совсем что ли, — перебила его Алиса.

— Юля Салихова, хозяйка ларька на Кирова. Какой кабинет, какой урок? Вы чего мне мозги канифолите? Молодёжь, блин! Знаете её?

— Чего?

Они переглянулись и начали ржать в голос.

— Не, Краснов, — вытерев слёзы, выдала Алиса, — ты прям юмористом стал, чётко