И вот тут теплилась надежда, что всё-таки я не настолько преступник и не натворил каких-то особо ужасных вещей. Многие преступления — это же часто лишь вопрос интерпретации. И закон, как дышло — куда повернешь, туда и вышло. Все же должны же главы родов пожелать заполучить себе такую несомненную силу, как мой отряд. Это же реальный пусть к возвышению над другими.

И вот еще момент — результаты заседаний Совета Старейшин обязательно доводились до сведения общинников. Если кто-то в каком-либо из родов совершил серьёзнейшее преступление, об этом рассказывалось всем. Скорее всего, таким образом проводилась профилактическая работа, чтобы другим было неповадно.

Но обо мне в отряде никто ничего не знал. Потому я и сделал такое умозаключение, что мой исход из рода был связан, скорее всего, с некими пикантными подробностями жизни моего реципиента.

— Ты попрал законы богов. Ты возлег с сестрой моей, когда она уже дала клятву перед богами быть верной женой брату твоему старшему. Неужели, будучи на чужбине, ты забыл об этом? Ранее я называл тебя своим братом. А нынче нет! — сокрушался словоохотливый воинственный подросток.

Это мне повезло, что люди здесь любят поговорить. В помощь были, в том числе, и местные манеры изложения истории, когда каждый так и норовит повторить даже то, что, казалось бы, для других очевидно. Так что я выдохнул. Понятно, что проблема непростая. Возможно, мне и впрямь стоило бы развернуться и уехать прочь, и всё равно стало немного легче. Ведь когда знаешь, в чём твоя проблема, пусть и в общих чертах, то можно хотя бы задуматься над тем, как её решать.

— Разве же я силой взял сестру твою? — спросил я, но так, словно уже защищался в суде, а на самом деле лишь только пробовал уточнить важные частности.

То, произошла ли связь моего реципиента и некой девицы по согласию или это было насилие, было конкретно для меня очень важным. До зуда во всём теле я не хотел, чтобы за мной не тянулся шлейф преступлений и скверного человека. Нужно начинать новую жизнь словно бы с чистого листа, с открытой душой. Ведь в своей прошлой жизни я немало нагрешил, совершил поступки, о которых стоило бы и сожалеть, даже если можно было прикрыться службой своему отечеству.

— Она перед истуканом Лады поклялась, что будет женой Добряты, жрец Сварога признал обряд. А ночью вместо мужа своего… провела с тобой, наряд нарушила, богов осквернила. Как и ты! Теперь сестра моя — изверг, — сокрушался парень.

Вся его первоначальная агрессия, вся решительность наказать меня улетучилась. Теперь он силился не заплакать. Если голос молодого мужчины почти не дрожал, то в его глазах проступили слёзы.

— Ты понимаешь? Она — изверг. Ты опозорил мой род. Ты опозорил свой род, — продолжал сокрушаться парень.

— И что теперь? У меня нет права, чтобы зайти к себе домой? — спрашивал я, стараясь так говорить, будто бы я и без того всё знаю. — Пусть родичи мои и скажут мне, что извергают меня из рода. Вот тогда и посмотрю, как поступить.

— Военный вождь… — как часто бывает не к месту, начал говорить Хлавудий. — Выходит, ты и сам изверг. А как же мы нынче? Изверги? Я не хочу, я должен вернуться в род и жениться. А потом… Я бы просил своего вождя еще одну жену позволить. Я не буду извергом.

Как всегда! Что в уме, то и на языке. Словно бы наивная простота. Но, судя по всему, Хлавудий произнёс то, что было сейчас в головах всех моих людей.

Изверг… Для человека из будущего это слово имеет совсем другое значение, и я по отношению к себе не хотел его ни в коей мере принимать. Здесь же изверг — это тот, кого извергают из рода. Не просто так. Нужно совершить какое-то преступление, чтобы тебя выгнали, и часто изгнание приравнивается к смертной казни.

Одному человеку невозможно прокормиться и выжить, даже если окружающая среда условно дружелюбная. Можно жить отшельником, но это уже не жизнь. Без общины человек перестаёт быть человеком.

Однако, как я успел уже узнать этот мир и уклад жизни древних славян, то есть моих нынешних современников. Нередко изверги объединяются в собственные общины. Им всё так же тяжело существовать, и часто эти общины вымирают. С ними никто не ведёт торговлю, с ними не заключают браков, их как бы не замечают. А за самую малейшую провинность изверга, например за то, что он будет искать общение с родственниками, могут быть очень серьёзные последствия, вплоть до убийства.

Суровые времена, суровые правила. Хотя если подумать, даже когда люди в основном уже живут в будущем в каменных городских джунглях, правила такие же. Законы выживания мало меняются с веками.

— Я не изверг, я ушёл по собственной воле! — решительно провозгласил я, понимая, что если не прозвучат подобные слова, то от меня могут начать сторониться даже мои люди.

— Ты потому и не был извергнут из рода, что успел уйти раньше. Знаешь ли ты, что тебе создали пустой курган? — а вот сейчас парень злорадно усмехнулся.

Час от часу не легче. Вот тебе и славянские традиции. И не лень им всё это делать? Берут, сжигают соломенное чучело, словно бы человека, а потом все эти обряды проводят, что положены для умершего. И ладно, если так поступают, когда точно знают, что человек утонул или хотя бы видели следы крови, что охотника мог задрать лесной зверь, а потом не находят и костей человека. Тогда подобная традиция оправдана.

Но зачем же заживо хоронить, пусть и заочно, человека, если он не появляется в течение определённого времени в общине? Мол, я ушёл, а мой отряд существует уже около года, нет меня всё это время — значит, я умер.

— Я живу, и я готов о себе заявить! — решительно сказал я.

Потом ударил по бокам коня и направился в сторону поселения.

— Останьтесь здесь, други мои! — поняв, что за мной следует моё сопровождение, я остановился и развернулся. — Я должен сам доказать свою правду. Побудьте здесь, и если через день я не вернусь или не придут от меня вести, то уходите с миром и ищите помощи в других местах. А всё то, что мне принадлежит, половину от моего, я завещаю сестре своей Данае. Остальную половину роду моему отдадите.

Хотел ещё упомянуть про рыжего