Фатхали-шах, как его называли персы, был очень добрым человеком и совершенно не умел отстаивать собственное мнение, во всем соглашаясь с начальством. Такой склад характера у офицера вполне уместен, если он находится при штабе или состоит адъютантом. Его задача быть тенью своего начальника, знать досконально все его вкусы и привычки, быть в курсе слухов и сплетен и, самое главное, выполнять сии обязанности в глубоком тылу. И не дай бог, если у него в подчинении окажутся люди, за которых он должен отвечать и вести в бой, такому размазне просто не будут подчиняться. Естественно, его бывший командир полковник Домонтович считал недостойным для русского офицера жаловаться кому-либо на недостатки своего подчиненного. Поэтому Зиновьев пребывал в блаженном неведенье и считал, что этакий богатырь и рубака явно держит своих джигитов в ежовых рукавицах.
– Приветствую вас, Дмитрий Алексеевич, – очень любезно встретил его глава миссии, – отрадно, что вы смогли столь быстро отозваться на мою просьбу о встрече.
– Здравия желаю, ваше превосходительство, – рявкнул бравый вояка, стараясь следовать завету Петра Великого, что подчиненный перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальства.
– Ну вы и оглушили меня, сотник. Я человек сугубо статский, а посему прошу обращаться ко мне по имени-отчеству, но сперва, по русскому обычаю, прошу со мной пообедать, а уж после поговорим и о делах.
Стол был давно сервирован, оставалось лишь занять позиции и слегка перекусить. Что и было сделано после принятия вовнутрь по паре лафитников анисовой водки, столь любимой генералиссимусом Суворовым. Ну а потом черед пришел и первым блюдам. Но даже вкушая простые, но прекрасно приготовленные блюда, Зиновьев затеял беседу и умело втянул в нее Вырубова. Несколько анекдотов позволили создать непринужденную атмосферу, а когда человек весел и слегка пьян, его проще вывести на нужную тему разговора. После чаепития, коим завершился обед, собеседники разместились в креслах, а между ними в пределах вытянутой руки находился столик, уставленный всем необходимым для утоления жажды, причем в ассортименте напитков была не только вода.
– Ну-с, Дмитрий Алексеевич, похвастайтесь успехами ваших джигитов, – начал посол. – Говорят, что вы сумели изрядно их обучить, и теперь они готовы выполнить любой ваш приказ.
Лесть всегда приятна, а уж когда ты слышишь слова одобрения из уст особы, которая выше тебя чином, то это опьяняет сильнее вина.
– Так что, осмелюсь доложить, ваше… простите, Иван Алексеевич, – начал свой рассказ сотник, – успехи безусловно есть, хотя и помучиться нам довелось изрядно. Но зато теперь это лучшие воины в Персии.
В принципе, Вырубов не врал. Он говорил правду, но упуская одну небольшую деталь. Вся дисциплина в казачьей бригаде держалась лишь на воле и харизме одного конкретного человека, которого, увы, уже не было в Персии. Сотнику не было нужды обманывать посла, ибо, по словам Пушкина: он сам обманываться рад.
Расстались они довольными друг другом, а через несколько дней, воспользовавшись удачным предлогом, Зиновьев сумел получить аудиенцию у Насера ад-Дин-шаха и попросил владыку Ирана в случае возникновения каких-либо беспорядков направить пару сотен джигитов из казачьей бригады для защиты русского посольства. Сия просьба была благосклонно выслушана и последовали уверения о ее выполнении. Правда, шах высказал свое недоумение по поводу всяческих слухов, но в конце концов не зря же Пророк, мир ему и благословение, сказал: «Привяжи верблюда и тогда полагайся на Аллаха».
Наступило утро двадцать шестого мая. Еще накануне на азиатском базаре многие лавки так и не открыли свои двери, но зато его буквально заполонили фагиры и дервиши, которые постепенно перемещались поближе к зданию русской миссии. Это не укрылось от глаз посольского люда, и к Вырубову был отправлен гонец с просьбой о помощи. Через час полторы сотни персидских казаков во главе с сотником и двумя урядниками окружили периметр здания. Это было сделано вовремя, ибо увеличившаяся толпа все ближе подползала к миссии. Слышались призывы изгнать неверных из Персии и угрозы убить каждого, кто добровольно не покинет посольство. Моджахеры чувствовали себя неуютно, но пока подчинялись командам, как внезапно из переулка выехал конный экипаж и направился к зданию миссии. А в нем сидел православный священник, протоиерей Василий, прибывший для несения службы в домовой церкви посольства. Толпа на мгновение смолкла, и установилась мертвая тишина, которая прервалась воплем, обращенным к джигитам из казачьей бригады:
– Правоверные, вас предали. Сейчас вы будете окрещены!!!
Этот призыв стал той искрой, которая взрывает пороховой погреб. Фагиры, вооруженные дубинками и неизвестно откуда взятыми саблями, ринулись на штурм миссии. А моджахеры не только их пропустили, но часть из них присоединилась к толпе. Первой жертвой стал протоиерей, коему прилетевший камень проломил голову. Затем пришла очередь сотника Вырубова и урядников. Они дорого продали свои жизни. Когда опустели барабаны револьверов, в ход пошли шашки и кинжалы. Несколько десятков тел обезумевших фанатиков остались лежать на земле, но через пару минут их смяли и растерзали. Охрана посольства продержалась дольше, но что могут сделать десяток винтовок и револьверов против нескольких тысяч зверей в человеческом облике, успевших вкусить крови. Очень скоро запылал пожар и огонь пожирал и стены, и тела павших защитников посольства. Чудом успевшие ускользнуть через небольшую калитку секретарь миссии и один из казаков охраны сумели добраться до шахского дворца, но вместо спасения они нашли свою смерть. Ибо Насер ад-Дин-шах внезапно скончался от яда, а офицеры Камрана-Мирзы Найеб эс-Салтане, коего объявили наследником престола, обвинили в этом преступлении русских шайтанов и без лишних слов пристрелили коварных урусов. Ад воцарился на улицах Тегерана.
Я не успел всего на сутки! Вечером двадцать пятого, фактически накануне этих роковых событий, я был в Куме. Там у меня была встреча с аятоллой Ширази, человеком, который имел серьезное влияние на всех религиозных деятелей Персии. Как известно, государь Михаил Николаевич включил шиитскую ветвь мусульманства в легальные (разрешенные) и равноправные религии в Российской империи. Послание от лидера шиитов России было тем пропуском, который позволил мне с очень большой надеждой на успех завязать отношения с этими фанатиками. Хорошо, что я потратил почти год на изучение Корана! Во всяком случае, во мне никто так ни разу и не заподозрил неверного. Второй встречей был визит к опальному бывшему великому визирю Мирзе Юсуф-хану Аштиани. Этот хитрый и осторожный политик принадлежал к татарскому аристократическому роду из Тавриза, чем выгодно отличался от многих министров, которые по воле шаха поднялись из грязи в князи. Визирь Низам, министр юстиции, был каменщиком, хорошо умел распиливать бюджет и красть, был
