— Секвойя Гесс [117] «Понимая анархизм»

ПОНЕДЕЛЬНИК, 20 ИЮЛЯ 1987 ГОДА

— Манфред фон Рихтгофен? — Где-то тоненький голосок пел: «Это всего лишь бумажная луна, висящая над картонным морем…»

— Сам Красный Рыцарь Пруссии, — заявила Люси. — Это его «Летающий Цирк» сбил меня с ног в тридцать восьмом. Никогда не забуду… были мы там: «Пенсакола» и «Бойсе» [118] прикрывали мою «Леди Фресно», курс норд-ост из Кельна. Они…

— Но тогда ему должно быть по меньшей мере…

— Девяносто шесть, — сказал Эд. — Вероятно, заявился сюда, чтобы…

— Другое дело, Люси. Что это за «Ваша Честь», которой он сыпал? Ты мне никогда не говорила…

— Полуотставная, сынок. А чем еще мне на жизнь зарабатывать? Телом торговать уже поздновато, не думаешь? Не отвечай, у девочки должны оставаться хоть какие-то иллюзии. Да, я все еще разбираю споры время от времени. На кошачий корм.

Мы сидели в гостиной Люси, окруженные викторианской мебелью и кошачьими, и то, и другое — с избыточной набивкой. Я насчитал уже восемь кошек: одна спала на костлявых коленях Люси, другая карабкалась по труднодоступному северному склону плеча Эда. Я пытался помешать котенку усесться мне на голову.

— Слушай внимательно, — предупредил Эд, — она скромничает. Люси — весьма уважаемый арбитр и член Континентального Конгресса. — Он снял кота и поставил его на пол, где тот сунул нос в его стакан с виски.

— Звание, — провозгласила Люси, — совершенно лишенное всякого звания. Конгресс не собирался уже тридцать лет, и я до чертиков надеюсь, что ему больше никогда и не придется. Зависит от того, что вы, мальчики, найдете в пятницу вечером.

Мы в какой-то мере исполнили второе желание Диджей, попросив ее посетить следующую лекцию Мэдисона, чтобы она и несколько тщательно подобранных товарищей задавали вопросы и тянули время так долго, как только смогут.

— Кстати, об этом, Ваша Честность, как вы относитесь — в вашем официальном качестве — к взлому дома Мэдисона? Я думал, частная жизнь в этой стране священна.

— Конечно… наряду с твоей жизнью, твоей собственностью и твоими правами, — предложил Эд.

— В таком порядке?

— Порядка нет, — ответила Люси. — Просто три способа сказать одно и то же. И, Винни, у меня нет «официального качества». Ни у кого нет, даже у президента Конфедерации. Она только пасет Континентальный Конгресс, если и когда… То, что вы с Эдом планируете, — неэтично, аморально и…

— Ведет к ожирению?

— Я собиралась сказать, незаконно… если бы у нас были законы, которых у нас нет. Если вас там подстрелят, никто и слова не скажет. Мэдисон будет в своем праве. Или он может засудить вас до самого пупка.

— И что же нам, по-вашему, делать, пока он захватывает планету?

— Сынок, мы отказались от превентивного правоприменения задолго до того, как отказались от самого закона.

— У нас есть один шанс, — предложил Эд. — Найти что-то, что Мэдисон не захочет предавать огласке в суде…

— Шантаж?

Эд продолжал гнуть свое: — Если мы поймаем его с поличным, докажем, что он планирует массовое применение силы, тогда мы сможем подать встречный иск, и, возможно, это Мэдисон окажется на каком-нибудь астероиде.

— Цель оправдывает средства, — проворчал я. — Ордер на обыск задним числом.

— О, нет! — воскликнула Люси. — Независимо от того, что случится с Мэдисоном, вам все равно придется возместить ему ущерб за кражу со взломом, незаконное проникновение, воровство…

Я схватился за голову и застонал.

— Всяко лучше, чем быть нашпигованным дырками, а? — спросила Люси. — Все еще не доходит, да? Ладно, сними этого котика со своей башки… Лисандр, [119] слезь!… и я объясню еще раз. Смотри, мы возмещаем ущерб Мэдисону, но он возмещает ущерб нам, за… что, попытку мирового господства? В итоге он окажется должен нам гораздо больше денег, чем…

ПЯТНИЦА, 24 ИЮЛЯ 1987 ГОДА

Засады нигде особо не отличаются. Я только что докурил пятую сигарету за последний час, и не помогало то, что старый «Торникрофт» Люси выдавал только кофе… а конфедератская щепотка цикория делала его еще хуже.

Мы сидели, грызя ногти между затяжками, наблюдая за особняком гамильтонианцев, и делали то, что копы делают с тех пор, как они вели наблюдение за пирамидами на двухколесных повозках с конной тягой: мы травили байки. Он рассказал мне, как висел снаружи спортивного дирижабля, пока тройной убийца изо всех сил пытался стряхнуть его в пятнадцатитысячефутовую пустоту. Я рассказал ему о чудесных вещах, которые находят в пластиковых мусорных мешках.

Мэдисон что-то задерживался. Мы съежились в своих плащах, пытаясь согреться, — еще одна вещь, которая не меняется: с поднятыми окнами и ревущей печкой ты ничего не слышишь, поэтому ты отмораживаешь себе задницу, утешаясь лишь знанием, что способность слышать спасла жизни бесчисленным копам.

— Гляди! — прошептал Эд. Мы сползли еще ниже, когда пара огромных черных ховеркаров — «Фронтенак», недавно отремонтированный, и его брат-близнец — вывернули из-за угла и остановились перед домом.

Эд предложил мне очки с линзами толщиной в полдюйма. Я начал было их надевать, но передумал и просто поднес к глазам. — Инфракрасные? — спросил я. Изображение было цветным, но оттенки были дико искажены. «Фронтенаки» оставались черными, а вот ландшафт был нездоровых красно-фиолетовых тонов.

— Паратронные. Преобразуют почти все в видимый диапазон, иногда с довольно странными результатами, в зависимости от… тихо!

Из здания вышли люди, ненадолго собравшись на крыльце. Клейнгунтер, я узнал его по размерам, и Мэдисон, закутанный от вечерней прохлады. Двоих других было не разобрать. Я прищурился поверх очков и ахнул: — Биллс!

— Я так и думал, — прошептал Эд. — Кто второй?

— Должно быть, из наших. — Четвертый персонаж, нелепый в американской мягкой шляпе, пончо и мешковатых конфедератских штанах, закурил сигарету. Внезапная вспышка осветила