– Сиди! – прикрикнул цесаревич. – Что с ухом? Совсем ничего не слышишь?

– Вы так кричите, что я и на второе сейчас оглохну, – Александр улыбнулся, но тут же потупился – цесаревич шутку не оценил.

Зато подскочила сидящая подле кровати Мария Федоровна.

– Я вам говорила! – ее голос дрожал от наплыва чувств. – Родного сына гонять как простого солдата – конечно, этим должно было кончиться! А вы, Алексей Андреевич? – Алексей вздрогнул. – Вы-то почему не проследили?

– Матушка, ну перестаньте, – Александр поморщился, но Алексей его досады не понял: разве она неправа?

Цесаревич тряхнул головой.

– В Петербург за лекарем послали?

– Нет, – голос Александра вдруг сел. – Я просил не посылать.

– Это он без вашего ведома не хотел, – Мария Федоровна всплеснула руками. – Да какое нам дело, что скажет ее величество? Он ведь навсегда может на одно ухо оглохнуть!

– Матушка, я уверен, что вы напрасно тревожитесь, – вот только говорил Александр совсем не уверенно. – Наш доктор ведь сказал, что, может, и само пройдет, – он вскинул глаза на отца. – Ваше величество, пожалуйста. Вы же знаете бабушку, она может и назад меня затребовать.

– Затребует, так поедешь, – к просьбам сына цесаревич остался так же глух, как к упрекам жены. – А в Петербург мы пошлем. Какой смысл скрывать? Она все равно узнает. Да тут и нечего стыдиться, ты служить хотел, а на службе с солдатами и не такое случается.

Мария Федоровна обожгла мужа таким взглядом, что Алексей поежился. Цесаревича это не проняло.

– А вам, Мария Федоровна, следует гордиться сыном. Не хнычет и не жалуется – значит, не размяк под бабкиным крылом.

Несмотря на царившее в комнате напряжение, Александр вспыхнул от удовольствия – даже такой похвалы от отца он удостаивался редко.

– Александру не нужно калечиться, чтобы я им гордилась, – огрызнулась Мария Федоровна. – Вы бы хоть его здоровье не превращали в поле боя с…

– Ну хватит! – прикрикнул цесаревич. – Между собой еще цапаться не хватало! Возьмите себя в руки. Я сейчас напишу ее величеству, а там посмотрим.

Александр неуверенно покосился на отца.

– Не лучше ли будет, если я сам…

– Нет. И довольно об этом. Алексей Андреевич, найдите мне курьера.

Алексей был только рад убраться из комнаты.

Выписанный из столицы доктор помог не больше гатчинского: пощелкал языком, прописал капать в ухо какое-то снадобье и заявил, что окончательный диагноз ставить рано. Александр вынес этот вердикт с тем же бледным мужеством, с каким его отец по прочтении сжег в камине письмо с разломанной печатью императрицы. Несколько недель над ними клубилась неизвестность.

Слышать левым ухом Александр так и не начал.

Алексей нашел его на берегу Белого озера, пускающим по воде плоские камешки. Подошел – и, конечно, не додумался подступить справа. Александр испуганно крутанулся на каблуках. Облегченно выдохнул:

– А, это ты.

– Я. – Говоря с Александром, Алексей чувствовал себя глуповато, не понимая, насколько теперь повышать голос. Тот уже приучился повертывать голову так, чтобы держаться к собеседнику здоровым ухом, но, бывало, не замечал обращенных к нему реплик.

– Его Величество мне письмо от бабушки показал. Так странно: ее почерк, а будто незнакомый человек пишет.

Алексей сглотнул.

– И что пишет?

– Ему – что если мне так охота в мыле по гатчинским полям бегать, то дело мое. Только чтобы артиллериста из меня больше делать не пытались.

– «Ему»?

– Конечно, я ей тоже писал. И упросил ведь. Думаю, его величество догадывается, но ты все равно ему не говори, это секрет.

Алексей поморщился. Можно подумать, не понимает, в какое щекотливое положение его ставят такие просьбы.

– Не спросит – не скажу.

Александр снова повернулся к озеру. Кинул взгляд на другой берег, где тени уже залезли темными пальцами в воду. Капля за каплей в мир просачивалась тьма.

– Надеюсь, тут никого не наказали, пока я у себя отсиживался? Я и отца, и бабушку заверил, что сам во всем виноват.

– Цесаревич всех расспросил, но вам, похоже, поверил больше.

Александр наклонил голову.

– А ты что, не согласен? – нахмурился. – Да ты себя, что ли, винишь? Глупости, матушка тогда просто в сердцах сказала.

– Я должен был лучше за вами присматривать. Что в тот раз, что теперь.

И хоть бы раз кто-то действительно его обвинил. Может, хоть тогда бы проклятый узел в груди ослаб.

– А ну брось! – Александр редко возмущался с такой горячностью. – Ты не можешь за всем на свете присматривать.

– За вами должен в первую очередь.

Александр вспыхнул.

– За мной уже наприсматривались, благодарю. Случись такое в бабушкиной армии – головы бы полетели. Мне поэтому здесь и нравится. Я не сахарный, чтобы всем царством меня от воды прятать.

– Да как же вас не прятать? – не выдержал Алексей. – Если вы сами в нее все время кидаетесь?

– Кидаюсь, потому что знаю, что не растаю. Я разве требую у кого-то защиты?

«Не требуете, – подумал Алексей устало. – А надо бы».

Точно услышав его мысли, Александр покраснел еще гуще и отвернулся. Пробормотал:

– Я просто не хочу, чтобы это было в одну сторону. Сама природа наших сил – это контракт. Когда-то люди даровали нам право нести Свет за всех. Если кто кого и должен защищать, так это государь – свой народ. Я это понимаю, и отец тоже. Видишь, какие тени длинные? – он ткнул пальцем на тот берег. – Кто их развеет, если не я?

Алексей покачал головой. Ну что за глупости…

– Уж тени-то можете предоставить мне. Я своего рода специалист.

Это не было шуткой, но Александр рассмеялся – так звонко, будто все напряжение разом вышло из груди. На мгновение Алексей потерялся в его светлых глазах.

Царский огонь. Другая октава.

Ветер принес запах озерной тины. Смех сменился мечтательной улыбкой.

– Хорошо. Так рвешься отгонять от меня тени – пожалуйста. Но только если сам хочешь, а не потому, что отец приказал. Такой вот уговор.

Алексей не стал объяснять, что приказы цесаревича – и есть его желания. Захочет – сам поймет.

Тьма подчиняется Свету. Это так же просто, как любой другой закон природы.

Он кивнул на дворец.

– Пора возвращаться. Комендантский час на носу.

Глава 25. Обещание

Он находился в просторном зале с бледно-розовыми стенами и рубиновым ковром, на который лился из широких окон пасмурный день. Большой обеденный стол был заставлен белыми блюдами с помятыми кусками каплуна[1], запеченного с овощами, растекшимся по фарфору яичным желтком и вымоченными в масле зелеными листьями салата. Корзина