Так, идем дальше. В том смысле — что не просто идем, а работаем.

Попытался расспросить кухарку — женщину лет под шестьдесят, с простым именем Катерина и еще более простой фамилией — Иванова. Ладно что, не Смирнова. Пусть она еще не до конца отрыдалась, но начала что-то соображать. Для серьезного допроса — чтобы с чувством, с толком и расстановкой, женщина пока не созрела, но я все равно и протокол заполню, и подпись потребую.

С кухаркой полицейские уже разговаривали, ничего нового. Не видела и не слышала. Врагов у Зинаиды Дмитриевны не было, а коли и были — она ничего не знает. У покойного хозяина враги были, как без этого? Так уже пять лет с его смерти прошло, а кто пойдет дочери мстить за отца?

Ладно, пока поговорим пространно, «за жисть», авось что-то да и всплывет.

Служит Екатерина Иванова в семье Красильниковых давно, лет двадцать, а может и больше. Замуж выходила — пожилось плохо, детей бог не дал, а муж ее взял, да и бросил. Живет нынче где-то невенчанным, а где — неизвестно. С хозяевами у нее были хорошие отношения — и с покойными родителями Зинаиды, и с нынешней наследницей. Век на них бога молить. Дмитрий Степанович, покойный, дочку в строгости держал, лишнего Зинаида Дмитриевна себе никогда не позволяла — никаких у нее кавалеров не было, а если и были — кухарка о том не знает. И отчего жениха дочке хозяина не нашли — тоже не знает. Не ее ума это дело. Ее дело — супы да каши варить, а еще за порядком в доме присматривать. Других слуг в доме нет. Да и зачем им большая прислуга? Дом небольшой, а вся семья три человека. Нянька была взята, да она, так и то, что от людей неудобно — мол, богач, а без прислуги. Считал покойный Дмитрий Степанович, что негоже, если бабы без дела сидят. И в огороде Вероника Сергеевна с Зинаидой сами трудились, но и огород невелик. Дрова поколоть, снег убрать — соседа нанимают. Покойный хозяин так распорядился. Он, хоть и богатый был, но из простых, даже читал с трудом. Но цифры все в уме помнил, и счета в уме вел, а потом приказчикам Милютина диктовал. Не стал бы даже в мещанское сословие записываться, остался бы в крестьянах, но Милютин уговорил. А вот в купечество войти отказался.

Он бы Зинаиду Дмитриевну и учиться не отпустил — зачем девке учиться? Но тут уж на него Иван Андреевич — друг и соратник по торговым делам, насел — мол, Дмитрий, не старое время, пусть наши девки в городское училище ходят, и Зинке твоей польза, и Машке моей не так скучно будет.

Иван-то Андреевич в дочке души не чаял — учителей ей нанимал, чтобы иноземным языкам училась, а Дмитрий Степанович считал, что баловство это.

Няньку — старуху Лидию, как Зинаида выросла, рассчитали, но лет пять назад, уже после смерти хозяина, попросилась пожить — мол, своей семьи нет, а жить негде. Покойная Вероника Сергеевна пожалела, да и Зинаида няньку любила. Взяли, место в доме есть, а денег у вдовы с сиротой много — уж на старуху-то хватит. Нянька первое время по дому помогала, а потом болеть стала, почти обезножела. Ладно, что в уборную сама ходит, а не то — ходила бы под себя, пришлось бы белье менять, а уж вони-то было бы!

Полы в доме покойная Вероника Сергеевна сама мыла, и белье стирала, а потом и дочка, как выросла, матери стала помогать. Зинаида — Царствие ей Небесное, и по сию пору сама полы моет и стирает. То есть — мыла и стирала. Не белоручка какая-нибудь. Плохо только, что сладостей много ест, ела, от которых и зубы портятся, да и аппетит перебивает. И блюла себя Зинаида Дмитриевна. Другая бы, как отец помер, так сразу бы пошла подолом перед мужиками трясти, а то и выскочила бы замуж за какого-нибудь голодранца, а эта нет. По лавкам, конечно, ходила, но шикарных нарядов себе не покупала. К чему они ей?

Сережки у ней были, две пары. Одни маленькие — девичьи, а другие, что она любила носить, от матери достались. Золотые, с жемчужинами. А иных-прочих украшений не было.

Кто зашел к Зинаиде Дмитриевне не знает, не видела, потому что ходила на вечернюю службу. Дверь, само-собой, не запирала, да и хозяйку о том не просила. Дверь они только на ночь запирают, а днем или вечером — так зачем?

Зинаида на вечерню не ходила, сказалась нездоровой. Но ужинать — ужинала, посуду грязную за собой оставила. Ужинала одна — второй вилки-ложки не было. В гости хозяйка никого не ждала, да и в гости к ней никто, кроме Марии Ивановны не приходит. Раньше к ним почтальон с утра приходил, но не часто, потому что газеты Зинаида Дмитриевна не читает, соответственно — не выписывает, а письма приходили раз в неделю. Зинаида Дмитриевна говорила, что письма эти от ее жениха, так и дай-то бог ей счастья. Про то, что Зинаида жениху деньги посылает, она не знает. Деньги хозяйкины, куда хочет, туда и тратит.

Но уже месяц как почтальон никаких писем не носит, так она каждое утро сама на почту ходит, спрашивает, а потом приходит и плачет.

Вот здесь, скажу честно, мне стало стыдно. Может, не стоило бы проводить в отношении этого «майора» воспитательную беседу? И пусть бы Зиночка жила в своей собственной мечте, в своем мире, а то, что этот… да, вспомнил — Синявский Игорь Модестович, из нее деньги выкачивал, так и пускай. У Зинаиды денег много, не сама заработала, не жалко. Все триста тысяч (или, сколько там у нее?) не выкачал бы, зато женщина была бы счастлива.

Я же отцу написал не потому, что Зиночку пожалел. Я ее деньги пожалел. Милютин, в руках у которого оказались деньги покойного Красильникова, их в дело вложит, а куда бы дел сотни тысяч бывший поручик? Нет, такие деньги — не его уровень. Уверен на сто процентов, что брачный аферист к смерти Зинаиды не причастен, что, впрочем, еще не повод, чтобы отказаться от проверки его местонахождения.

Но почему Иван Андреевич выписал векселя на имя Зинаиды Дмитриевны? Вопрос. Но на этот вопрос мне ответит сам Иван Андреевич.

Зато кухарка сказала, что