восемнадцатый год, когда мы праздновали первую годовщину Октябрьской революции. Три четверти нашей страны находилось тогда в руках иностранных интервентов…
Максим никогда раньше не слушал этой речи Сталина. Незачем было. Поэтому теперь, как и миллионы советских людей, внимал ей впервые.
Сталин говорил, что положение страны сейчас намного лучше, чем было двадцать три года назад. Мы стали гораздо сильнее и богаче. У нас появились союзники, которых совсем не было тогда, в первые годы советской власти, и которые сегодня вместе с нами «держат единый фронт против немецких захватчиков».
Страна слушала.
Тихо падал снег.
Сталин говорил.
О том, что Германия уже потеряла около четырёх миллионов своих солдат (здесь товарищ Сталин, преувеличил, подумал Максим. На самом деле меньше. Но, если надо четыре миллиона, пусть будет четыре), скоро не выдержит такого напряжения и где-то через годик «должна лопнуть под тяжестью своих преступлений».
Максим знал, что ни через год, ни через два Германия не лопнет, и будет продолжать сражаться.
Но верить в это хотелось.
Как верил сейчас словам Сталина весь советский народ.
Тем временем речь вождя подошла к концу.
— Товарищи красноармейцы и краснофлотцы, командиры и политработники, партизаны и партизанки! На вас смотрит весь мир как на силу, способную уничтожить грабительские полчища немецких захватчиков. На вас смотрят порабощенные народы Европы, подпавшие под иго немецких захватчиков, как на своих освободителей. Великая освободительная миссия выпала на вашу долю. Будьте же достойными этой миссии! Война, которую вы ведете, есть война освободительная, война справедливая. Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков — Александра Невского, Димитрия Донского, Кузьмы Минина, Димитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова! Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина!
За полный разгром немецких захватчиков!
Смерть немецким оккупантам!
Да здравствует наша славная Родина, ее свобода, ее независимость!
Под знаменем Ленина — вперед, к победе!
Грянул марш «Прощание славянки».
Величайший по своему значению в истории человечества военный парад начался.
Однажды, много-много лет вперёд, Максиму довелось присутствовать на параде на Красной площади. Девятого мая две тысячи девяностого года. Он — студент Бауманки, а парад был посвящён стосорокапятилетию победы в Великой Отечественной войне.
Очень странно употреблять прошедшее время по отношению к событиям, которые ещё не произошли, подумал в который раз Максим. Интересно, сколько ещё пройдёт времени, прежде чем он привыкнет к этому парадоксу?
Это было грандиозное зрелище, которое демонстрировало всему миру несокрушимую мощь советской армии, оснащённой такими системами вооружений, аналогов которых зачастую не было даже у самых развитых и сильных держав конца двадцать первого века.
Дабы никому в голову не могла прийти мысль повторить безумные попытки уничтожить Советский Союз и Россию военным путём.
Попытки как двадцатого, так и двадцать первого века.
Не считая множества подобных попыток прошлых веков.
Но даже тот, невероятный по красоте и мощи военный парад две тысячи девяностого года не шёл ни в какое сравнение с этим парадом года тысяча девятьсот сорок первого.
Да, тогда, в будущем, чеканя шаг, по Красной площади шли колонны мобильной штурмовой пехоты, закованной в углеритовую броню и вооружённой автоматами концерна «Калашников» последнего поколения.
Тягачи с гиперзвуковыми «скачущими» баллистическими, практически неуязвимыми для ПВО, ракетами, способными находиться в полёте месяцами. Каждая из них могла гарантированно уничтожить город размером с Вашингтон или мощный укрепрайон.
Танки с тройной поляризованной углеритовой бронёй и противодроновой защитой, вооружённые самонаводящимися гиперзвуковыми ракетами и автоматическими орудиями, которые выпускали до двадцати четырёх снарядов минуту и попадали в коробку из-под обуви на расстоянии шесть километров.
Беспилотные самоходные артиллерийские орудия и миномёты.
Рои дронов всех видов — от лёгких разведывательных до тяжелых ударных.
Роботы-сапёры и роботы-эвакуаторы раненых с поля боя.
Истребители Су-85, способные подниматься на высоту до ста километров, фактически выходя в космическое пространство, и наносить оттуда удары ракетами и управляемыми авиабомбами, оставаясь недосягаемыми практически для любых средств ПВО.
И многое, многое другое, чего и представить себе не могли люди этого времени, дажеобладающие самой богатой фантазией.
А здесь Максим видел солдат в серых шинелях, вооружённых трёхлинейками.
Конницу, славную сабельными ударами.
Грузовики ГАЗ-АА, «полуторки», с пехотой в пробиваемых насквозь винтовочной и автоматной пулей деревянных кузовах, тянущие за собой примитивную артиллерию.
Танки.
В основном, лёгкие, устаревшие уже даже для этой войны БТ-7 и Т-60, но в самом конце прошли и более серьёзные машины — «тридцатьчетвёрки» с 76-мм орудиями и десяток тяжёлых КВ-1.
Ещё раз.
Никакого сравнения.
Но Максим знал и видел, что эти, плохо вооружённые (с точки зрения человека конца двадцать первого века, конечно) и не слишком красиво и стройно марширующие люди, вскоре остановят врага, который шутя завоевал половину Европы.
Кровью своей остановят, мужеством своим, своей несгибаемой волей, умением воевать любым оружием и стоять под огнём до конца.
Так что извините, ребята, но этот парад круче, думал Максим, сидя на трибуне.
Пожалуй, ничего круче я в свой жизни не видел.
Он знал, что многие подразделения с парада отправятся прямиком на фронт и в какой-то момент пожалел, что не сидит сейчас в кузове «полуторки» с трёхлинейной винтовкой в руках или, по крайней мере, в кабине истребителя готового вылететь навстречу немецким бомбардировщикам (да, погода нелётная, но всякое бывает).
— Сейчас бы с ними, а КИР? — мысленно обратился он к своему верному товарищу и помощнику.
— Не разделяю твоего энтузиазма, — буркнул Корабельный Искусственный Разум. — Всему должно быть своё место и время. Твоё место в это время — здесь. Вот и будь доволен. Только вчера из боя вышел, мало тебе?
— Всё-таки ты зануда, — сообщил ему Максим.
— А ты — неисправимый мечтатель и романтик, — парировал КИР. — Даже удивительно, откуда это в тебе до сих пор берётся.
— В смысле?
— В смысле, если верить художественной литературе, а также исследованиям в области психологии,