Там, по моим подсчётам, должно быть около двухсот талантов золота, что равносильно двум тысячам талантов серебра! Это на сегодняшний день очень и очень немалая сумма. Именно поэтому, отправляя Феспия в погоню за Антигоном, я наказал ему в первую очередь перекрыть беглецу дорогу в Элам, а часть войск немедленно отправить в Сузы и взять город под контроль.

Вижу, что сейчас мои слова встречает молчаливое, но удивлённое недоумение, и добавляю всем повода для размышлений:

— Несмотря на вчерашнюю победу, я считаю, что в таком состоянии, как сейчас, войско неспособно вести длительную войну и привести меня к трону! Оно нуждается в реорганизации, как и всё царство! Для этого понадобится время! Поэтому отсюда я поведу войско на Сузы. Там мы встанем лагерем, возможно, до будущей весны.

Вижу, что сатрапов распирает от вопросов, но первым подставляться никому не хочется. У меня тоже нет ни малейшего желания растолковывать суть моих замыслов всем и сейчас, поэтому с некоторым облегчением пользуюсь их замешательством:

— Раз у вас, господа, нет ко мне вопросов, то я вас более не задерживаю!

Военачальники начали покидать шатер, и у многих из них на лицах читается недовольство. Это понятно: после вчерашней победы все считают, что Западный поход — это слава, добыча и прочее, а что сулит им стоянка в Сузах⁈ Они этого не знают, и такая неопределенность многих заботит, как и новый царь, что появился из ниоткуда, непредсказуем и уж больно скор на суд и расправу.

«Ничего, рассосется как-нибудь!» — успокаиваю сам себя, потому как ничего другого мне не остается.

* * *

Иду вдоль наскоро сколоченного загона, только за жердями забора — не скотина, а люди. Несколько тысяч рабов, что были захвачены в лагере Антигона. За мной торопливо перебирает ногами Гуруш, а следом, держась на почтительном расстоянии, семенят трое купцов-работорговцев. Эта троица и раньше постоянно отиралась при войске Эвмена, и сейчас они тоже слетелись, как акулы, почуяв запах крови.

«Вот она, настоящая добыча и главная ценность войны!» — мрачно философствую, глядя на измождённые лица за забором.

В прошлой жизни, ещё будучи молодым и читая про походы древних царей и богатую добычу, я всегда недоумевал. Какая добыча? Ведь люди жили чудовищно бедно! Ну, взяли город, что они там могли найти? Золото-серебро жители попрятали, а остальное что — подержанная одежда, посуда, скот? В общем, крохи, особенно если это война с варварами! Что у них там вообще можно взять⁈ Что-то, конечно, можно, но не озолотишься ведь, как, например, Цезарь за годы Галльской войны!

Тогда я не мог догадаться, потому что детство и юность мои прошли в СССР. В той стране ребёнок не мог даже представить, что главной добычей и ценностью этих войн были люди! Рабы, которых продавали тут же, на месте разграбленных селений и городов, превращая человеческую трагедию в звонкую монету.

Почему я вспомнил об этом? Да потому что несколько тысяч пленников, захваченных в лагере Антигона, не дают мне покоя. Это, по большей части, слуги, погонщики, жёны и прочий обслуживающий персонал большой армии. Антигон бежал, его войско в большинстве своём перешло под мои знамёна, а их имущество по законам войны досталось победителям.

Всех этих людей согнали в загон, и с каждым новым днём проблемы от них только растут. С одной стороны, их надо чем-то кормить, охранять и обслуживать — как минимум, выносить трупы, чтобы не пошла эпидемия. А с другой, меня одолевают всевозможные прилипалы с «выгоднейшими предложениями» продать всех оптом и избавиться от хлопот.

До сего дня я на посулы не вёлся и никого ещё не продал. Почему? Нет, этическо-моральные резоны тут ни при чём! За семь лет в местных условиях я как-то примирился с рабством и всеми прочими прелестями рабовладельческого строя. Так что о смене общественно-экономической формации даже в мечтах не помышляю.

Тут у меня другой и сугубо меркантильный интерес. Именно поэтому сегодня, на второй день после битвы, я сам вышел на осмотр полона.

Сразу же вижу, что общий загон разделён на две половины: в одной — мужчины, в другой — женщины и даже дети.

Нахожу глазами командира стражи и показываю ему на мужской загон:

— Отворяй, начнём отсюда!

По знаку своего десятника патлатый мужик, по виду мало отличающийся от тех, кого он охраняет, переложил копьё в левую руку и поднял жердину, заменяющую ворота. Вошедшие впереди меня воины, не церемонясь, подняли пленников и выстроили у одной из стен ограждения.

Подойдя к строю, обращаюсь к невольникам громко, так, чтобы слышали все:

— Тот из вас, кто владеет каким-нибудь ремеслом, пусть сделает шаг вперёд!

По рядам пленников пробежал еле слышный шёпот, но никто на мой призыв не откликнулся. Вижу, что сработал извечный принцип «лучше не высовываться», и добавляю в голос угрозы:

— Мне повторить⁈

На это из толпы раздался неуверенный голос, и вперёд протиснулся щуплый мужичонка:

— Я гончар! — чуть замявшись, он добавил: — Посуду в лагере лепил!

Придирчиво посмотрев ему в глаза, спрашиваю для проверки:

— На круге работаешь?

— А как же! — мужичонка недоумённо пожал плечами. — Как же без круга-то!

Одобрительно хмыкнув, киваю начальнику стражи:

— Этого в сторону! Накормить и отправить к Энею!

Едва я произнёс волшебное слово «накормить», как количество желающих поведать о своих талантах сразу же возросло в разы. Буквально за несколько минут из почти пяти сотен рабов я отобрал с пару десятков кузнецов, семь плотников, одиннадцать кожевников и ещё около десятка самых разных мастеров.

Зачем мне это? Вопрос праздный! В этом времени любой мастер на вес золота, ведь тут в магазин не пойдёшь и не купишь что надо. Ассортимент того, что есть на местных рынках, скуден, и в большей мере всё, что необходимо, надо производить самому; недаром Антигон таскал за собой столько ремесленников. Сбрую починить, доспех залатать, оружие поправить, опять же посуда — пить-есть-то надо! Все это в походных условиях требует наличия мастеров в войске, иначе воевать невозможно.

Хотя я собираю мастеров для других целей. Для войны в лагере Эвмена своих мастеров достаточно, и менять их я не собираюсь. У меня на этих пленников другие планы.

Раз уж войско встаёт на долгую стоянку, решил я, то это время надо