— А если не пойду? — хмуро посмотрел он на вороненое дуло пистолета.

— Значит тут и ляжешь. Шанс я тебе даю, а там уж как знаешь, хочешь, идёшь, не хочешь, не идешь, мне без разницы…

Тут я, конечно, соврал. Мало того что руки марать не хотелось, так ещё и рискуя, тащить тела по тонкому льду, удовольствие так себе, ниже среднего. Куда проще когда фигурант сам пойдёт и провалится — в чем я нисколько не сомневался.

— Ладно, уговорил. Сигареты только отдай, покурю хоть.

Закурив, зек сделал несколько жадных тяг, и отбросив окурок в сторону, осторожно вышел на лёд. Попробовал сначала, попрыгал где мелко, и убедившись в надёжности, двинулся в сторону противоположного берега. Шёл уверенно, не оглядывался и по сторонам не смотрел, и когда я отвернулся на секунду, просто исчез. Вот только был, и не стало. Я даже звуков никаких не услышал.

Вытащив из багажника второго, я повторил условия освобождения, тот долго матерился, но рядится не стал, и не раздумывая, вышел на лёд. В этот раз я не отвлекался чтобы не проворонить, и когда «освобожденный» провалился, долго следил как он тонет. Настала очередь Болгарина.

— Перейдешь, свободен. Нет, извиняй. — Коротко объяснил я ему условия, хотя наверняка он их уже дважды слышал.

— Лучше сразу пристрели, воду с детства не люблю, да и место это хорошо знаю. Тут быстрица на середине, лёд даже в самые сильные морозы тонкий, так что давай без этой лапши.

— Как знаешь… — только успел сказать я, как он прыгнул, пытаясь сбить меня с ног. Хоть и быстро всё произошло, но на курок я нажать успел. Грохнул выстрел, урка упал. Ему, конечно, уважуха за смелость, а мне урок на будущее чтобы не расслаблялся.

На середину я, понятно, не пошёл, сунул тело в машину, — хоть изначально и не собирался её топить, заехал повыше, открыл окна, поставил на нейтраль, и подтолкнув, спустил с обрыва вниз.

Треск, плюх, пузыри — пока спускался посмотреть, машина уже под воду ушла, оставив после себя темнеющую в свете луны прорубь.

* * *

Еженедельник «Аргументы и Факты» № 32. 08.11.1990

«В результате усилий органов безопасности Афганистана в апреле — июле 1990 года освобождены из плена бывшие советские военнослужащие: Тихонов Алексей Рольтович, в плену с 1986 г., освобожден 7 апреля с.г., Ходимурадов Нурмамат Ашурович, в плену с 1988 г., освобожден 10 июля с.г., Соатов Ильяс Муминович, в плену с 1988 г., освобожден 16 июля с.г., Копадзе Арчил Геннадьевич, в плену с 1987 г., освобожден 21 июля с.г.»

* * *

Глава 17

* * *

Домой возвращался долго, шел не по прямой, петлял на всякий случай, хотя был уверен что топляков моих если и найдут, то не раньше весны. Двоих «самостоятельных» спишут как не криминальные, а Болгарин из машины вряд-ли всплывёт. Место безлюдное, глубина под берегом метров семь, так что лежать ему там до морковкиного заговенья.

В итоге добрался уже засветло, и ничего не объясняя родителям — а они ещё не ушли, завалился спать. Так устал и промерз, что даже поесть сил не было.

Проснулся ровно в три от звонка в дверь. Я никого не ждал, поэтому и открывать не хотел, но звонили так настойчиво, что всё же пришлось.

— Здарова Пионер, выручай! — на пороге стоял Василий, один из моих бывших товарищей по команде.

— Ты опух, Вася? Чем я тебя выручу? — с ходу разозлился я.

— Перчатки нужны, сегодня отбор, а я когда вчера с тренировки возвращался, свои в трамвае забыл, представляешь?

Как практически и всё остальное, боксерские перчатки в советское время были в дефиците, хотя и стоили относительно недорого. Мои, те что покупал уже сам, брал за девять, или десять рублей. Почему помню, потому что на разгрузке пришлось попотеть за этот червонец.

— Заходи… Дам, не жалко… — отошёл я от двери. Перчатки мне были уже не нужны, с боксом я окончательно решил завязать, так почему бы и не поделиться?

— Спасибо Димон, без тебя не знаю что бы и делал! — чуть не кинулся обниматься Васек.

— Ты же знаешь, я на разряд давно сдал, а сейчас отбор на область, если повезет, КМС закрою! Валерий Андреевич говорит у меня хороший удар левой, пара месяцев тренировки, и можно хоть на Европу выпускать!

— Постой, ты про Бухтомина сейчас?

— Ага, про него. Он две недели назад приехал, специально к нам на отборочные.

— Надолго?

— Думаю недельку ещё точно пробудет, а может и больше.

На самом деле я уже и думать забыл про Бухтомина, и услышать что он сейчас здесь, просто не ожидал. Хотя вообще ничего необычного, работа у него такая, по стране кататься, вот только на днях разговор слышал в институте, говорили что в шестом микрорайоне на девчонку насильник напал, чудом уцелела. Тогда не связал, а сейчас словно ёкнуло что-то.

Вытащив из шкафа перчатки, я без малейшего сожаления отдал их Василию.

— Пользуйся на здоровье!

— Спасибо Димон, я на неделю, не больше! Верну, обещаю!

— Да не спеши, мне они сейчас не к спеху…

— Что, серьезно забросил?

— Не знаю пока, всё может быть.

Ответ на этот вопрос для меня самого был загадкой. С одной стороны, хотелось остаться в боксе, а с другой, боялся. И не за себя, нет. Боялся забыться на ринге, и прибить кого-нибудь ненароком. Ведь бокс это спорт с его жёсткими ограничениями, а то что практиковал я последние годы, сильно отличалось. Нас ведь как учили, минимум затрат, максимум результата. Бить не чтобы красиво, а чтобы результативно. Можешь пробить в пах, пробивай. Появилась возможность сломать кадык? Ломай не задумываясь. Выдавить глаз? — Два зелёных! Пару раз я уже ловил себя за мгновение до, и прекрасно понимал что настанет такой момент, когда не смогу остановиться. На ринге надо думать холодной головой, а у меня все чаще эмоции «включаются».

Ну и перчатки эти, на самом деле дерьмо редкостное, если и вернусь, куплю себе что-нибудь поприличнее. А пока, выпроводив сияющего от счастья Василия, я принял душ и прошел на кухню.

Пошарился в холодильнике, нашел суп и пару котлет, греть не стал, и без того с голодухи нормально заходило. Думал поем, и снова спать завалюсь, всё равно день потерян, но в дверь снова позвонили.

— Кто? — глазка не было, поэтому приходилось спрашивать.

— Откройте, милиция! — рявкнуло за дверью. Первой мыслью было — откуда они узнали? Второй — валить через окно! И только потом дошло что голос знакомый.

— Блин, Миха, ты