стихи там невеселые, зато веселый мотив…
— Что вы ищете здесь, одинокая глупая девочка… та-та-та та-та-та…
Мимо прошелестел шинами черный автомобиль с закрытой пассажирской кабиной. Остановился, заехав на край тротуара.
Вот же нахал! Настоящий автохам. На таких ГАИ надо создать побыстрее!
— Та-та-та… та-та-то… и ваша горжеточка… — доктор обошел машину, покосившись на шофера в закрытых автомобильных очках и кожаном шлеме.
Из-за угла вышли двое дюжих парней в тужурках и смушковых шапках — рабочие или студенты.
— Та-та-та…
— Петров Иван Павлович? Доктор?
— Да, я…
Парни обступили доктора с обеих сторон! Ткнулось в бок холодное дуло нагана.
— Просим в машину, Иван Павлович. Покатимся. Не беспокойтесь, это недалеко. И для вас вполне безопасно.
И что было делать? Не вырвешься, и не убежишь. Эх, Иван Палыч — и надо же так глупо попасться! А ведь Гробовский предупреждал, чтоб осторожнее…
Пришлось забраться в салон. Парни уселись по бокам. Обычные. Парни как парни. Только вот взгляды недобрые. И револьверы в руках.
— Разрешите завязать вам глаза? — вежливо попросил тот, что сидел слева. — И пожалуйста, не делайте глупостей.
Ну, и что было делать?
Тугая повязка упала на глаза. Автомобиль резво рванул с места…
— Куда вы меня везете? — несколько нервно спросил Иван Палыч.
— Увидите. И сразу скажу — вам предстоит разовая работа по специальности.
— Разовая?
— И очень хорошо оплачиваемая. Вам понравится! Тем более, вы ведь, кажется, недавно женились?
Ишь, уже разузнали, гады.
— Еще раз говорю, доктор — вам ничего не грозит!
Машина свернула, сбросила скорость… остановилась.
— Приехали! Выходим.
Парни повели Ивана Палыча под руки.
Калитка… Звякнула цепь. Гавкнула и ту же заткнулась собака. Крыльцо… Дверь… Приятное тепло… Звучный женский голос:
— Привезли? Свободны. Да, повязку-то снимите! Ну, здравствуйте, господин доктор!
Иван Палыч заморгал от хлынувшего в глаза света. Просторная комната. Широкое окно, богатая мебель — модный столик в стиле ар-нуво, резное бюро, кресла, обитый коричневой кожей диван.
И хозяйка всего этого — умопомрачительной красоты брюнетка лет тридцати! Домашние туфли, затканный золотыми нитками халат красного шелка, кольца с брильянтами, изящное золотое колье.
— Иван Павлович Петров? Много о вас слышала, — сверкнул морской синью глаза. — Пожалуйста, садитесь. И… извините, что так.
Запах! Шлейф от духов. Очень-очень знакомый… Ну, конечно же! «Narcisse Noir» — «Черный нарцисс»!
Глава 15
— Простите за столь… нетрадиционное приглашение, доктор, — начала дама, и в ее бархатном голосе зазвучали почти светские интонации. — Но обстоятельства вынуждают меня к крайним мерам. Видите ли, я оказалась в положении. И это положение… — она сделала небольшую паузу, будто подбирая слово, — … крайне нежелательно для меня в данный момент.
Иван Павлович вопросительно глянул на незнакомку.
— Видите ли, доктор, — сказала она, вновь принимая изящную позу на диване и поправляя складки халата, — я оказалась в крайне щекотливой ситуации. Она требует… медицинского вмешательства. И чем скорее, тем лучше.
Она сделала паузу, давая ему понять, что речь не о банальной простуде. Иван Палыч сидел не двигаясь, его лицо было невозмутимо, практически каменная маска, но ум работал лихорадочно. Что случилось, что понадобился он? Да еще таким образом доставили… Похитили! Наган к ребрам наставили… Отравление? Лечение пулевого ранения? Извлечение пули? Не хотелось бы вновь оказаться в рабстве, в каком он уже побывал, там, в болотах.
— Я не совсем понимаю, — произнес доктор. — Если вам нужна медицинская помощь, существуют больницы. Какое вмешательство требует такой… секретности?
— О, доктор, не притворяйтесь простачком, — девушка мягко усмехнулась. — Больницы, официальные врачи… Они ведут записи, задают вопросы, потом еще и шепчутся наверняка с медсестрами. А уж у тех язык помело! Мне же требуется абсолютная секретность.
— Объясните конкретнее, — потребовал он, начиная догадываться о чем идет речь. — О каком вмешательстве идет речь? Без этого я ничем не могу помочь.
Она взглянула на него оценивающе, будто решая, сколько правды можно ему рассказать. Затем ее взгляд смягчился, в нем появились ноты искреннего, как ему показалось, страдания.
— Хорошо. Говорю прямо. Я нахожусь в положении, — она произнесла это тихо, опустив глаза на свои руки, сжимавшие шелк халата. — И это положение… оно не просто нежелательно. Оно катастрофично для меня. Вы должны меня понять. Я женщина…
— Вы хотите… — его голос прозвучал хрипло и неестественно громко в тишине кабинета, — чтобы я сделал вам аборт?
— Да, — ответила девушка просто, как будто речь шла о прописанном микстуре. — Именно это мне и требуется. И требуется срочно. Причем с соблюдением всей секретности!
— Вы с ума сошли! — он не сдержался. — Я же врач! Я давал клятву Гиппократа! Я не мясник и не палач, чтобы уничтожать жизнь в ее зачатке! И уж тем более не стану совершать уголовное преступление по приказу какой-то… — он запнулся, сжимая кулаки, пытаясь обуздать ярость. — Нет! Ни за какие деньги! Ни под каким предлогом!
Все напускное изящество и мнимая уязвимость девушки исчезли в один миг. Она не двинулась с места, но ее осанка, ее взгляд стали другими — жесткими, властными, не терпящими возражений. Бархат в ее голосе испарился, обнажив холодный, отточенный металл.
Иван Павлович понял — еще слово и его просто тут пристрелят, как собаку.
— Иван Павлович, — ледяным тоном произнесла незнакомка. — Оставьте ваши высокопарные речи для воскресной проповеди или для впечатлительных барышень в вашей больнице. Тут они неуместны. Вы здесь. И отсюда есть только два пути. — Она медленно поднялась, и ее красный халат зашуршал, словно змеиная кожа. — Либо вы делаете то, о чем я прошу, получаете свои деньги — и немалые! — и вас отвозят обратно, как ни в чем не бывало. Либо… — она бросила короткий, уничтожающий взгляд на дверь, за которой, он знал, стояли те самые «парни» с наганами, — ваши принципы будут стоить вам очень и очень дорого. Представьте, какой удар будет для вашей молодой, любящей жены… Анны Львовны, кажется?.. получить известие, что с вами случился… несчастный случай. Или что вы просто бесследно исчезли. Выбор, как говорится, за вами. И время на раздумья истекает.
Ожидаемо. А что он еще хотел? Теплого приема едва ли стоило ждать. Каков выбор? Чертовски непростой.
Молчание затянулось, стало тяжелым, давящим. Женщина наблюдала за доктором, не