— Тогда так: вы с Глушковым на станцию, организуйте отправку теплушки с оборудованием. Мы с Величковским и Сорокиным сразу на рудник.

Я посмотрел на карманные часы, сейчас половина третьего ночи. Если гнать машины на пределе, через час будем на месте. Спасательное оборудование подойдет через полтора-два часа по узкоколейке.

Внизу уже урчали моторы «Паккардов». Клубы выхлопных газов смешивались с падающим снегом. Я на секунду задержался у окна. Где-то там, в ледяной темноте, в двухстах метрах под землей, двенадцать человек надеялись на спасение.

— Погодите, — я вдруг остановился в дверях. — Захватите все медицинское оборудование из заводского лазарета. И пусть доктор с заводской больницы едет с нами. При сдавлении породой могут быть тяжелые травмы.

Величковский уже спускался по лестнице, на ходу проверяя расчеты в блокноте:

— Если обвал частичный, есть шанс пробиться сбоку. Надо определить безопасное направление.

Едва мы выехали из города, метель усилилась, превратившись в настоящую снежную бурю. Наш «Паккард» с трудом пробивался сквозь снежные заносы.

Фары едва освещали дорогу на несколько метров вперед, их свет рассеивался в белой мгле. По ощущениям было градусов сорок мороза, даже толстое стекло в салоне начало покрываться изморозью.

— Леонид Иванович, может вернуться? — водитель, пожилой Степан Ильич, с трудом удерживал руль. — Того и гляди в кювет съедем. А там и замерзнуть недолго.

Я посмотрел на часы. Прошло сорок минут с момента выезда, а мы преодолели едва ли треть пути. Второй «Паккард» с Сорокиным и доктором отстал, его огни давно растворились в снежной пелене.

— Нет, — я покачал головой. — Там люди погибают. Каждая минута на счету.

Величковский рядом что-то быстро чертил в блокноте:

— При таком морозе воздух в забое будет холоднее обычного. Это даст им еще лишних минут сорок.

Машина вдруг резко дернулась и заглохла. Степан Ильич выругался:

— Все, приехали. Снег в карбюратор забило.

Я выбрался наружу. Ветер чуть не сбил с ног.

Вокруг, насколько хватало глаз, простиралась белая пустыня. Где-то справа должна быть узкоколейка на рудник, по ней собирались доставить спасательное оборудование.

И тут меня осенило.

— Степан Ильич, — я вернулся в машину, — а далеко до узкоколейки?

— Метров триста будет, — водитель растирал замерзшие руки. — Только что толку? Паровозы в такую погоду не ходят.

— А путевая дрезина на станции есть?

— Дрезина? — он задумался. — Точно, есть! Путиловская, ручная. Обходчики на ней рельсы проверяют.

— До станции далеко? — я всматривался в белую мглу.

— С версту будет, — Степан Ильич показал направление. — Вон за тем поворотом должна быть будка стрелочника. Оттуда можно по телефону связаться.

Мы с Величковским, утопая в снегу, двинулись к путевой будке. Мороз обжигал лицо, ветер швырял колючий снег в глаза. Через двести шагов из метели проступили очертания небольшой избушки. В окне тускло светила керосиновая лампа.

Стрелочник, бородатый старик в длинном тулупе, сидел у железной печки. Увидев нас, вскочил:

— Никак с дороги? А я гляжу, фары мелькнули, да потухли.

— Срочно нужна связь со станцией, — я стряхивал снег с пальто.

Стрелочник крутанул ручку настенного телефона. После нескольких звонков связь установилась.

Минут через двадцать мы услышали характерное постукивание. Тяжелая ручная дрезина медленно пробивалась сквозь снежные заносы. На открытой платформе лежало горноспасательное оборудование, закрепленное брезентом. За рычагами стояли четверо путевых обходчиков в тулупах, обмерзшие бороды покрыты инеем.

— По рельсам пройдем! — прокричал старший, перекрывая вой метели. — Тут до рудника напрямик верст пять! Вдоль линии фонари керосиновые, не собьемся!

Мы перегрузили самое необходимое оборудование. Остальное должно подойти позже со вторым «Паккардом» и грузовиком. Величковский помогал укреплять кислородные баллоны, его пенсне покрылось изморозью.

Дрезина медленно двинулась вперед. Путейцы периодически останавливались, скалывали лед с рельсов.

С обеих сторон полотна через каждые пятьдесят саженей тускло светились керосиновые фонари, единственные ориентиры в снежной круговерти. Я смотрел на часы, каждая минута промедления могла стоить жизни тем, кто остался под завалом.

— Хорошо хоть фонарщик успел лампы заправить до метели, — пробормотал старший обходчик, налегая на рычаг. — А то б плутали как слепые котята.

Вскоре впереди в снежной мгле начали проступать очертания копров и терриконов.

Рудничный двор встретил нас тревожным гулом голосов и светом керосиновых фонарей. Вокруг шахтного копра, сложенного из толстых бревен лиственницы, собралась толпа горняков. Над эстакадой поднимался пар от растопленных жаровен. Рабочие грелись, прихлебывая горячий чай из жестяных кружек.

Нас встретил главный инженер рудника Василий Петрович Кузьмин, грузный человек в потертой меховой куртке. Его окладистая борода заиндевела от мороза.

— С момента обвала прошло два часа сорок минут, — он протянул мне планшет с маркшейдерскими планами. — Завалило основной штрек на восьмидесятом горизонте. Двенадцать человек оказались отрезаны.

Я склонился над чертежами, разложенными на грубо сколоченном столе. Величковский уже изучал геологические разрезы, его пальцы быстро скользили по масштабной линейке.

— Воздух? — коротко спросил я.

— Вентиляция нарушена, — Кузьмин показал на схеме красный крест. — Но есть надежда на естественную тягу через старые выработки.

— Связь с заваленными есть?

— Пытались стучать по трубам, — инженер покачал головой. — Пока без ответа.

К нам подошел штейгер, пожилой человек с изможденным лицом:

— Там у меня лучшая бригада. Семен Лукич во главе. Опытные ребята, если воздух есть, продержатся.

Сорокин уже разворачивал привезенное оборудование. Кислородные баллоны поблескивали в свете фонарей. Горноспасательные аппараты тоже готовы к работе.

— Предлагаю идти через сбойку с семьдесят пятого горизонта, — Величковский показал на плане тонкую линию. — Здесь до них всего метров тридцать породы.

— Порода крепкая, — возразил Кузьмин. — Без взрывных работ не пройдем. А взрывать опасно, может вызвать новый обвал.

— А если легкими зарядами? — я вспомнил свой опыт с прошлой жизни. — И направить взрывную волну под углом, чтобы не задеть основной массив.

Главный инженер задумался:

— Теоретически возможно. Но нужны точные расчеты.

— У меня есть опыт взрывных работ в сложных условиях, — спокойно сказал я. — Дайте мне лучшего взрывника.

К столу подошел коренастый человек в промасленной робе:

— Игнат Кузьмич, десять лет на взрывных работах.

— Хорошо, — я развернул план. — Смотрите сюда. Вот как мы будем действовать.

Я взял на себя всю ответственность. Вскоре мы приготовили все необходимое.

— На 75-м горизонте все готово, — хрипло доложил по телефону штейгер с нижнего яруса.