— Вот он! — воскликнул я, обнаружив лежащего на полу Мишу Хавкина.

Он даже был в сознании и вроде бы совсем не пострадал. Родился в рубашке. Я помог его поднять, и Хавкина унесли в сторону.

Надо было продолжать искать Антонину. В стороны откидывал и кровати, и тумбочки, и разбитый шкаф…

— Нашёл… — тихо сказал я, откидывая один из деревянных шкафов.

Этот огромный деревянный ящик и придавил Антонину. Она лежала в груде разбитых ампул и железных медицинских посудин. Без движения и без сознания.

— Ну же. Умирать нельзя, — проговаривал я, поднимая её на руки.

Кровь текла толстой струйкой по её щеке, с правой стороны одежда была порвана, а рана на ноге кровоточила ещё сильнее. Глаза закрыты, волосы перепачканы в пыли и крови, а дыхание было очень слабым.

— Сейчас-сейчас, — приговаривал я, пронося Белецкую через завалы в сторону сирийских вертолётов.

Наш Ми-8 был повреждён осколками, так что сейчас на нём лететь опасно. Другой вертолёт улетел утром и ждать его тоже было нельзя. Осталось только обратиться к сирийцам.

В то что я сейчас увезу её отсюда в госпиталь, у меня сомнений не было. И мне было плевать, какие у садыков задачи.

— Саныч, давай в тот вертолёт, — показал Сопин на Ми-8 с сирийским флагом на хвостовой балке.

Сам Игорь Геннадьевич тоже был ранен. На ходу он перевязывал себе руку и хромал в сторону вертолётов.

— Знали, твари, куда бить. Снова сдал кто-то, — рычал Сопин, подойдя к телу того самого араба, которого схватил спецназ.

Он был жив и при взрыве не пострадал. А вот представители сирийского мухабарата были мертвы.

Пока один из врачей показывал кого и куда нести, я уже был рядом с сирийским вертолётом.

Из грузовой кабины вылез сириец и несколько секунд смотрел на меня. Ощущение, что он только что проснулся и не понял, что произошло.

— Помогу, аль-каид, — сказал он и вместе со мной занёс Антонину в вертолёт.

Следом ещё принесли несколько раненных человек. Сирийские командиры раздавали указания и о чём-то быстро общались с Сопиным.

Пока сирийский экипаж запускал вертолёт, Игорь Геннадьевич подбежал к открытой сдвижной двери.

— Сан Саныч, вам в Дамаск надо лететь. Передадим информацию, чтобы вас приняли в военном госпитале. Ты — старший, — сказал он.

— Понял.

— Удачи! — произнёс Сопин и крепко пожал мне руку.

— Спасибо!

Только Сопин отошёл, в грузовую кабину на полном ходу запрыгнула медсестра, а за ней и Кеша.

— Саныч, и куда ж ты без меня. Сам-то не ранен? — подсел ко мне Кеша и стал ощупывать меня.

— Да хватит меня жмакать!

— Всё-всё! Вижу, что здоров, — сказал Иннокентий и откинулся к стенке.

Вертолёт запустился, бортовой техник закрыл сдвижную дверь. Ми-8 начал взлетать. Как только мы оторвались от земли, я осмотрел грузовую кабину.

Помимо Тоси, пострадавшие бойцы были в основном без сознания, либо в тяжёлом состоянии. Пол грузовой кабины покрывался каплями крови и испачканными бинтами, которые меняли пациентам две медсестры.

Антонину тоже обрабатывали, но выглядела она всё также бледно. Я старался не сильно сжимать её руку, но и не отпускать. Кончиками пальцев прощупывал её пульс. Каждый удар отдавался вибрацией по телу сильнее, чем тряска вертолёта.

— Что с остальными? — спросил я, когда мы заняли нужную высоту и перешли в горизонтальный полёт.

— Там ничего страшного. Есть погибшие. А остальных можно и на месте подлечить, — перекрикивал Петров шум в грузовой кабине.

Физически я уже и не замечал усталости, а о своих царапинах и вовсе позабыл. Будто и не было у нас утром боевого вылета с жёсткой посадкой и перестрелкой.

Но был ещё один момент, который нужно утрясти. Никто нам посадку в Военном госпитале Дамаска не даст. А это значит, придётся добираться с авиабазы Эль-Мезза.

Пока Антонину обрабатывали и накладывали повязку, я встал и прошёл в кабину экипажа. Похлопав бортового техника по плечу, я попросил у него гарнитуру. Сириец вопросов не задавал и передал мне наушники.

— Командир, — позвал я по внутренней связи.

— Да, аль-каид, — ответил мне лётчик с левого сиденья.

— Нам нужно будет в Военный госпиталь. Попробуй запросить посадку поближе к нему. Либо транспорт пускай в Эль-Мезза…

— Не стоит. Нам это не нужно, — перебил он меня.

— То есть⁈ — удивился я.

— Нам дали указание произвести посадку на территории Университетского госпиталя Аль-Асад. У меня такой приказ, — взглянул на меня командир экипажа.

Я немного опешил, поскольку в этой больнице работали лучшие врачи со всей Сирии. Многие из них получали образование в Европе и Советском Союзе. Да и вообще, в этом госпитале построены не все корпуса.

— Понял. Спасибо, — ответил я, похлопав сирийского лётчика по плечу.

— Это мы вам должны говорить спасибо, аль-каид. У Сирии не так уж и много друзей, которые будут воевать за нас.

Я кивнул и отдал гарнитуру бортовому технику.

Вернувшись на своё место, я почувствовал дрожь в руках и усталость по всему телу. Не знаю почему усталость нахлынула только сейчас. Ощущение, что я подсознательно теперь уверен, что Антонину будут лечить лучшие врачи и всё будет хорошо.

Ми-8 пересёк северную окраину города и взял курс на Университетский госпиталь. Не помню, чтобы кому-то вообще разрешали там садиться, кроме представителей семьи Асада и его ближайшего окружения. Да и над городом мало кому разрешено лететь.

А тут военный вертолёт и напрямую в больнице садится. Умеет Игорь Геннадьевич Сопин решать вопросы.

Мы начали снижаться, пролетая между высотными строениями столицы. Через минуту вертолёт коснулся площадки на заднем дворе главного корпуса. Бортовой техник открыл сдвижную дверь, а к вертолёту уже мчался с каталками медперсонал госпиталя.

Раненных быстро грузили и увозили в направлении входа. Когда вытащили Антонину, я отправился вслед за ней. Врач говорил по-русски и попросил описать ранения.

— Вижу, что в ногу огнестрельное по касательной. Ещё куда? — спросил врач, бегло осматривая Антонину.

— Потом были осколочные ранения. Голова разбита. На неё шкаф упал, — ответил я, аккуратно поправляя руку Тоси, которая спадала с каталки.

Мы вошли в здание. Коридоры больницы напоминали голливудские фильмы о врачах. Всё вокруг новое, натёртое до блеска. Сразу видно, что это больница для высоких чинов. Пока что я не понял, за