– Думаешь, его осчастливила бы такая жизнь? Бросаясь на тебя, он знал, на что идет. Но его не остановил страх гибели.

– Он напал, потому что ему так велели взрослые. Это лишь внушение… – тут Марк затих. Его осенило, что истина эта относилась не только к гельвету.

Поллукс, подбежав к легионеру, сначала как бы прося ласки, уткнулся лохматой головой в его правую ногу, а затем стал лизать колено. Переведя взгляд вниз, Марк обнаружил, что был ранен. Кровь сочилась из-под коленной чашечки, но легионер совсем не чувствовал боли. Он потрепал пса за ухо, что-то с благодарностью пробормотал и неожиданно поймал на себе мягкий, понимающий взгляд собачьих глаз.

Серые же очи Цезаря, напротив, смотрели на Марка бездушно. В них не было жалости, не было доброты и чести, что он ожидал встретить в своих мечтаниях. Черствость превратила все его лицо в камень, превратив глаза в два безжизненных куска мрамора.

– Пойдем же дальше, солдат?

Марк лишь кивнул в ответ. Непрошенную слезу можно было сдержать или спрятать в пылу будущих схваток, коих Марку Вению предстояли еще сотни, если не тысячи. Он знал и чувствовал, что у него не было другого пути, кроме как пути воина, а потому на нем ему придется следовать за такими, как Цезарь, в которых уже не осталось ни капли жалости. Ни капли того, что сделало бы его простым смертным.

Проглотив подступивший к горлу комок, Марк Вений бросил последний взгляд на распростертое тело мальчика-воина и устремился вслед за своим командиром.