Черкас сидел в стороне, о чем-то тихо беседуя с Иваном Кольцо. Тот рассказывал о своем плене, о том, как удалось бежать.

— Думал, так и помру в той избе, под замком, — говорил Кольцо. — Но вот, выжил. Видать, не пришел еще мой час.

— Не пришел, — согласился Черкас. — Нам еще много дел предстоит. Без помощи царской придется туго, но что поделать.

— А мы когда на царскую помощь надеялись? — мрачно усмехнулся Кольцо. — Всегда сами, своей казачьей силой да смекалкой.

За окнами темнело. Снег продолжал идти, засыпая следы на дорогах, покрывая белым саваном крыши и стены Кашлыка. В избах горел огонь, казаки готовились к ночи, проверяли оружие, чинили одежду. Жизнь в городке продолжалась, несмотря ни на что.

Ермак все еще сидел в своей избе, думая, как действовать дальше. Без подкрепления, без новых припасов, без пороха. Ждать, когда по весне снова на город нападет Кучум? Уже один раз отбивались, и что толку? Но отступать некуда — позади только степи да леса, впереди — неизвестность и надежда.

Утром предстояло объявить казакам о том, что помощи не будет, хотя они уже наверняка все поняли, да и Микита с Кондратом молчать не будут. Ермак знал своих людей — они не падут духом, но тяжело им будет это услышать. Многие надеялись, что царь оценит их подвиг, пошлет подмогу. А теперь придется рассчитывать только на себя, на казачью удаль да на милость Божью.

Снег за окном усилился, превращаясь в настоящую метель. Ветер завывал в трубе, и казалось, что вся Сибирь воет вместе с ним, не желая покоряться пришельцам. Но Ермак знал — его казаки не отступят. Слишком далеко зашли, слишком много положили товарищей, чтобы теперь повернуть назад.

«Будем рассчитывать на свои силы», — повторил он про себя свои же слова и усмехнулся. А когда казачество рассчитывало на что-то другое?

* * *

…Я сидел в углу совещательной избы, наблюдая, как в помещение входят вогулы. Их было пятеро — все в тяжелых меховых одеждах. Впереди шел Торум-Пек — вождь одного из ближайших вогульских племен. Мы знали его очень хорошо. Сейчас же его взгляд был мрачен, как зимнее небо над Кашлыком.

Ермак восседал в центре избы на грубо сколоченной лавке, покрытой медвежьей шкурой. Еще в избе сидели Матвей, Иван Кольцо, Лиходеев, и все остальные сотники. Черкас Александров, только вчера вернувшийся из долгого похода на Русь, выглядел измученным — под глазами залегли темные круги, в бороде поблескивала седина, которой я раньше не замечал. Здесь же находился и Ефим-переводчик.

Меня Ермак позвал неожиданно. «Максим, — сказал он утром, — будь на совете. Твои соображения нам могут пригодиться». Затем сказал, что едут вогулы. Что-то случилось.

Торум-Пек медленно снял меховую шапку, отряхнул с нее снег. Его спутники остались стоять у входа, молчаливые, как каменные изваяния. В избе повисла тяжелая тишина, нарушаемая только потрескиванием поленьев в печи.

— Ермак, — начал переводить Ефим, — плохая весть привела меня. Три дня назад ушел в лес охотник наш, Торв Нал его звали. Молодой, но умелый. За куницей ушел, след свежий увидел. Но не вернулся.

Атаман нахмурился, но молчал, давая вогулу все сказать.

— Вчера нашли мы его, — продолжал Торум-Пек, и его голос стал еще мрачнее. — В двух переходах отсюда. Без головы лежал. Зверь не тронул — человек убил. Больше ничего не взяли. Только голову.

По избе прошел ропот. Казаки переглянулись.

— Кто убил? — прямо спросил Ермак. — Татары Кучума?

Торум-Пек покачал головой и полез за пазуху. Достал что-то завернутое в кусок кожи, развернул. На его ладони лежал обломок арбалетного болта.

— Самострел, — сказал вогул, и в его голосе прозвучало обвинение. — Русский самострел. В теле нашли. Местные такое оружие не держат — только ваши люди.

Напряжение в избе можно было резать ножом.

— Мои люди по лесам без дела не шастают, — твердо сказал Ермак. — И сделать это не могли. Думаю, снова Кучум хочет чтоб мы были врагами.

— След искали? — спросил Матвей Мещеряк у вогулов.

— Метель была, — ответил один из спутников Торум-Пека. — Все замело. Только кровь на снегу, да тело без головы.

Я попытался осмыслить ситуацию логически. Кто-то с арбалетом убил вогульского охотника и обезглавил его. Зачем? Ограбление? Но вроде ничего не пропало. Действительно еще одна татарская провокация? Как-то очень странно.

— А голову искали? — спросил я.

Все повернулись ко мне. Торум-Пек смерил меня взглядом.

— Везде искали. Нет головы. Унес убийца.

— Может, татары Кучума арбалет у кого из наших отобрали? — предположил Мещеряк. — В стычках по прошлой осени много оружия потеряли.

Вдруг Черкас Александров, до этого молчавший, поднял руку.

— Атаман, дозволь слово молвить.

Ермак кивнул.

— Когда мы в Кашлык возвращались, я, — начал сотник, — наткнулись мы в лесу на странное место. В двух днях ходьбы отсюда.

Все притихли. Черкас продолжал:

— Поляна там небольшая, вокруг ели стоят стеной. Посреди поляны… — он перекрестился, — мерзость несусветная. Настил большой, кровью перемазанный, гвозди в ствол вбитые, будто означают что-то, идол-чурбан и икона…

— Какая икона? — удивленно спросил Ермак.

— Спаса Нерукотворного. Только… оскверненная она. С выколотыми глазами… И кровью вокруг все забрызгано. Свежая кровь, еще не вся замерзла. Кого-то привязывали там к дереву, похоже… Надо было сразу рассказать об этом, да забыли от усталости…

По избе пронесся шепот. Несколько казаков перекрестились. Даже вогулы, не все понимавшие русскую речь, почувствовали, что речь идет о чем-то зловещем.

— Кровь чья? Человеческая? — будто не веря услышанному, спросил Савва.

— Не разобрать было, — ответил Черкас. — Но много ее. И следы вокруг… Человечьи следы, много. Может, с десяток человек там топталось. Жутко там, атаман. Будто сам дьявол там пировал со своими слугами.

Я почувствовал, как по спине пробежал холодок.

— Поклонники темных сил, — глухо произнес Лиходеев. — Слыхал я от старых людей, что водятся такие. Душу дьяволу продают за силу нечистую.

— Не мели чепухи, — одернул его Иван Гроза, но в голосе его не было уверенности.

Торум-Пек внимательно слушал, его глаза сузились.

— Вот кто вашего охотника убил, — сказал Матвей Мещеряк. — Эти… кто там в лесу обряды справляет.

— Арбалет русский, — упрямо повторил Торум-Пек. — Местные такого оружия не знают.

— А если это наши? — вдруг сказал Иван Гроза, и все уставились на него. — Ну, русские, но не из нашего отряда? Может, кто из беглых?

Эта мысль была неприятной, но логичной. За время похода, как мне говорили, несколько человек действительно дезертировали, не выдержав тягот