Местечко для вдумчивой беседы мы присмотрели заранее, а потому парни отлично знали куда именно следует направиться. Я же остался на месте, на случай, если крики пленника кого-то привлекут. Как я буду решать эту проблему пока не знаю, но по ходу сориентируюсь. Однако, по прошествии десяти минут никто так и не появился. В смысле, по дороге прошла группа из трёх крестьян, но никакого беспокойства они не выказали. Вот и славно.

— Как тут у вас? — добравшись до места, спросил я у Казарцева.

— Да чего ему станется. Вон он, пришёл в себя. Зыркает как крыса загнанная в угол.

— А что ему ещё остаётся, если он эта крыса и есть. Аппарат давай.

Я вооружился полевым телефоном и подсоединив к пальцам шпиона провода не задавая вопросов начал вращать ручку индуктора. Пленник тут же выгнулся, от пробежавшего по его телу электрического тока. Мне не нравится терзать людей. А за окутанной романтическим флёром фразой «экспресс допрос в полевых условиях», кроются банальные, или совсем даже не банальные, пытки. Но ещё меньше мне нравится когда какая-то тварь старается достать меня со спины. И у меня нет никакого желания терзаться догадками, личная ли это была инициатива, или же японское командование объявило на меня охоту.

— Знаешь кто я? — минут через пять измывательства, спросил я пленника.

Тот лишь замотал головой упорно отыгрывая роль крестьянина. Я даже кляп не стал выдёргивать. Видно же, что орешек крепкий. Но у любой легированной стали есть предел прочности. Имеется он и у самурая. А в том, что передо мной японец у меня лично нет никаких сомнений. Кивнул Казарскому, чтобы сменил меня на индукторе, присел рядом.

Японца вновь выгнуло в дугу и он замычал на одной протяжной ноте. Вижу, что парням это не нравится, и делают они эту грязную работу лишь из необходимости. И это хорошо. Если начнут ловить кайф, то мне с ними не по пути.

Через полчаса японец всё же не выдержал и лишь молил о том, чтобы мы прекратили. И на вопросы мои у него очень даже нашлись ответы. Причём ничего конкретного я и не спрашивал, так, опорные точки, он сам находил, что рассказать. Причём у меня не осталось сомнений в правдивости выдаваемой им информации.

Как выяснилось, его товарищ действовал по собственной инициативе. Устранять меня ему никто не приказывал, хотя и мешать не стали. В шпионскую сеть входят десять человек, которые в настоящий момент трудятся на возведении укреплений и в отличии от убитого и пленного, остальные китайцы.

Вот так. А ведь помнится я читал во многих источниках о незамутнённой ненависти китайцев к японцам. На поверку вышло, что нас они ненавидят ничуть не меньше. Да и могло ли быть иначе. Ихэтуаньское восстание подавили всего-то три года назад, и Россия в этом отметилась сполна, а потому глупо надеяться на лояльность местного населения.

Я задумался. С одной стороны, изначально планировал по-тихому выяснить кто, что и откуда, после чего прикопать проблему, и вся недолга. Но сейчас мне вдруг подумалось, а что если всё же передать японца жандармам.

Напарник пленного самостоятельно принял решение на моё устранение, невзирая на мнение старшего начальника. В то, что эта группа единичная не поверят даже такой гений как Микеладзе. И коль скоро в одной группе нашёлся боец невидимого фронта решивший прихлопнуть столь результативного офицера, то отчего бы не найтись и возжелавшему обезглавить оборону крепости. Нет, тут определённо был смысл.

— Забираем этого и тащим в Артур, — наконец я принял решение.

При этом Казарцев и Вруков переглянулись, явно недоумевающими взглядами. Они знали о незавидной судьбе шпиона, и были готовы к этому. Что я оценил весьма высоко, если не сказать больше. И вдруг меняю решение. Вот только говорить о совершённом убийстве и стремлении запутать следствие, в мои планы не входит. Каждый должен знать ровно столько, сколько ему нужно, а лишние знания, они лишние и есть…

В жандармском управлении нас встретил только дежурный унтер, их благородия отсутствовали. Познанский во главе со своей велосипедной командой добровольцев был на фронте, организовывая вывоз раненых. Полезное дело, кто бы спорил, и я бы даже сказал богоугодное. Только при чём тут жандарм? Ему по должности положено организовывать сеть осведомителей и отлавливать шпионов.

Что же до Микеладзе, то его обещали вскоре найти. С этой целью унёсся прочь посыльный, получивший под зад волшебный пендаль. Нам же оставалось сидеть и ждать.

— Господи, Олег Николаевич, что за вид? — уже через полчаса войдя в коридор и обнаружив нас на стульях, удивился подполковник.

— Маскировка, Александр Платонович. У пограничников подсмотрел, — разведя руками, указывая на свой внешний вид, произнёс я.

— А мне казалось, что это вы им подсказали это одеяние, — хмыкнул подполковник.

— Бросьте, подобное используют уже не первый век. Просто Цезарий Иванович решил воспользоваться опытом предков, — перевёл я стрелки на Лоздовского.

— Прошу, — отперев дверь своего кабинета пригласил он меня.

Сам он прошёл за рабочий стол, указав мне на стул для посетителей и сцепив пальцы посмотрел на меня.

— Ну-с, я вас слушаю.

— Вы конечно же помните о том, что не так давно на меня покушались.

— На память не жалуюсь, — кивнул он.

— Вы решили, что это был простой китаец грабитель. Я же был убеждён, что японец. Поэтому видя, отсутствие у вас интереса в расследовании этого дела, решил взяться за него самостоятельно. Не стоит на меня так смотреть, Александр Платонович. Если рассчитываете таким образом надавить на меня, спешу вас разочаровать. Меня уже разок разжаловали в матросы, и личным указом его величества всё вернулось на круги своя. Уверены, что хотите ссоры со мной?

Я смотрел прямо в глаза собеседника без тени сомнений. И таки да, откровенно намекал на покровительство со стороны великого князя. Да ещё и успевшего проявить его позаботившись о моей судьбе. Плевать, что причина тут в статьях Эмильена в «Фигаро» и расшаркиваниях хозяина земли русской перед законодательницей европейской моды. В Артуре об этом ничего не известно, потому что тут вообще нет никаких газет.

К слову, мне серьёзно так попеняли по этому поводу. Я ведь был в Чифу и не привёз ни одной самой завалящей газетёнки, в то время как артурский полусвет задыхается от отсутствия печатного слова. Впрочем, шутки, шутками, но положа руку на сердце перед местными всё же совестно. Мне ведь ничего не