Наскоро доделав свои кухонные дела, хозяин квартиры схватил с вешалки пальто и торопливо хлопнул дверью. Под скрежет запираемого замка и удаляющиеся по лестнице шаги я утёр выступившие на лбу капли пота.
И малодушно порадовался, что не пришлось никого душить.
* * *
Пора было покидать это неуютное жилище и мне. Я прошёлся по комнатам, проверяя напоследок, не оставил ли ненароком каких-нибудь следов. Никуда, кроме прихожей и кухни, Гордиевский не заходил, мне повезло. Или это ему повезло.
В зале мой взгляд снова привлекли полки с книгами. Я не успел проверить их все, и сейчас решил это доделать. Протянул руку туда, где стояли тома русской классики, а среди сочинений Чехова темнел пустой проём, эта книга лежала в спальне у Ирины. Рука коснулась шершавых обложек — и остановилась.
Я вспомнил.
Оставил в покое русскую классику, взял с полки томик Шекспира, один из нескольких. Издание было добротное, сувенирное. Чёрная солидная обложка, золотое тиснение букв. Может, это и была та самая книга, подарок от английских друзей.
Да, в такой книге у предателя и был устроен тайник. Там, под форзацем, ждал своего часа лист целлофана с напечатанным на нём подробным планом побега, на случай провала. Побега не отсюда, из Дании, а уже из СССР. Лист этот Гордиевский и извлёк потом в Москве: подержал томик в воде, забрался, опасаясь установленных в квартире скрытых камер, в тёмную кладовку — и распотрошил шекспировскую дорогую книгу. Ну, это если не соврал потом в мемуарах.
Но здесь ли уже тот секретный том, и в каком именно из них запрятана улика, это был вопрос. Тем более, я не был уверен, что той самой книгой был именно Шекспир.
Вдохновлённый своим полезным воспоминанием, я тут же и придумал, как это можно проверить. План следовало осуществить в ближайшее время, не откладывая.
А теперь нужно было поспешить на рабочее место. Гордиевского выдернули из дома, с обеденного перерыва — наверное, в резидентуре или в посольстве что-то случилось. Я ещё раз осмотрел комнаты и кухню — и покинул квартиру.
Когда сбегал по ступеням вниз, осознал одну вещь. Мысль была существенная, и обдумывал её я уже в машине, проносясь по копенгагенским разноцветным многолюдным улицам и простаивая на перекрёстках на красный свет светофоров.
То, что я не придушил Гордиевского у него на квартире, это было очень хорошо и правильно. Потому что моя задача — не этот притаившийся в датской резидентуре предатель и вражеская крыса. Я слишком на нём сконцентрировался и за деревьями перестал видеть лес. Главная моя цель — обнаружить других крыс, крупных, жирных. Которые завелись в Москве, в тишине и сумраке властных кабинетов. Сидят там, ждут, когда наступит их время. Да скорее и не сидят и ждут, а роют норы и ходы — размером с туннели метрополитена. От которых, в том числе, и рухнет в недобрый час всё здание советской империи.
Надо прищемить Гордиевскому хвост, и тогда они, эти мега-крысы, может быть, заспешат к нему на помощь и себя проявят. Помогли же они ему в 1985 году бежать из страны, хотя это наверняка было для них рискованно. Глядишь, и сейчас повылезают.
А вот что мне тогда делать, как с ними бороться, то уже другой вопрос.
Лишь бы вылезли.
* * *
Пока, правда, вместо внутренних скрытых врагов вылезло кое-что другое.
Гордиевского вызвали в посольство вот по какой причине: посол Николай Григорьевич Егорычев собрал срочное совещание. В нашей дипломатической миссии произошло ЧП. В городе, по дороге от места проживания к территории посольства, имело место нападение на сотрудницу посольской столовой Наталью Караваеву. Ну, как нападение…
На всякий случай я уже приготовил составленное протокольным языком сообщение для посольской газеты о том, что некий хулиган «окликнул советскую гражданку К. с намерением завязать разговор на иностранном языке, а в дальнейшем попытался применить к ней действия оскорбительного характера». Чему эта самая гражданка К. «дала решительный отпор, после чего укрылась от преследователя на территории посольства».
Казалось бы, ну пристал к эффектной, хоть и несколько полноватой женщине на улице какой-то пьяный придурок. Такое случается, попадаются индивидуумы даже среди сдержанных скандинавов. Но в деле присутствовал нюанс: обидчик Натальи был чернокожий.
— Вот таке-е-енный не-е-егр! — плаксиво жаловалась повариха, размазывая по лицу потёкшую косметику.
— Преклонных годов? — уточнил посол Егорычев, иронично сверкнув очками.
— Что?.. Нет, не преклонных…
Какой-то чёрный мужик лет тридцати вынырнул из переулка у неё на пути, начал высказывать ей что-то агрессивное и размахивать руками. Наталья иностранными языками не владела и ничего не поняла. Поэтому, немного подумав, она просто послала нежелательного собеседника подальше и продолжила свой путь. В ответ на это незнакомец последовал за ней и, изменив тактику, попытался ухватить за мягкое место. Исходя из того, что у Натальи большинство мест мягкие, ему это, видимо, в какой-то мере удалось. Дальше Наталья залепила сумочкой по наглой морде и рванула к посольству, благо там было уже недалеко и у ворот дежурил полицейский.
— Может, он с добрыми намерениями? — посол Егорычев уже откровенно забавлялся. — Ну, там, познакомиться хотел?
Теперь, когда после страшного слова «нападение» картина вырисовывалась скорее комичная, он расслабился. Как и остальные — и собравшиеся в кабинете, и толпящиеся под дверью.
А вот поначалу, под вопли перепуганной поварихи, которые слышало пол-Копенгагена, весело в посольстве никому не было. Доктор Лапидус даже притащил ей из своих запасов какие-то капли.
Меня случившееся забавляло мало. Появление рядом с посольством чернокожего мужика после моего вчерашнего общения с толстым африканцем Гиеной на простое совпадение не тянуло. Это в 2025 году чёрных в Скандинавии, наверное, больше, чем белых. В 1977 было по-другому.
Гиена решил подкрепить свои жёсткие обещания небольшим намёком. Чтобы в отпущенные мне три дня я о нём не забыл и думал в правильном направлении. Теперь этот внезапно возникший африканский фактор нужно было обязательно учитывать.
Но моих планов на вечер это не отменяло. Поэтому я просканировал память майора Смирнова и среди его воистину широчайших контактов в Копенгагене отыскал одного человека. Это был армейский служащий, что-то наподобие нашего