Я видел, как в его глазах спутались числа, как он пытался прикинуть, откуда достать такую сумму. Он буркнул что-то про пенсию, про пустую кассу, но я не давал ему возможности лепетать.

— Значит так: на эти деньги ты покупаешь жвачки, конфеты, печенье — всё, что можно раздать детям. Приноси сюда и раздавай в переменах лично, рядом со спортзалом, чтобы видел каждый класс.

Он захрипел, снова попытался возразить, что у него таких денег нет, но я перебил:

— А мне чхать. Мишаня, на товар же где-то деньги нашёл — вот и здесь найдёшь, — отрезал я.

Миша замялся, но выдавил:

— Хорошо… я… я сделаю.

Вахтёр кривился, склонил голову, подбородок уткнулся в грудь. Видно было, что проглотил обиду вместе со страхом.

— Всё сделаю, Володя, обязательно, — повторил он тихо, не поднимая глаз.

Я упер руки в боки.

— А ещё я тебя сразу в курс ставлю. Если я ещё хоть раз замечу что-то подобное, то не обижайся. Тогда конфетками и жвачками ты уже не отделаешься. Будешь должен. И сильно должен. Понял?

— Хорошо, Володя, понял…

— Вот и молодец, — кивнул я. — Договорились.

Перед тем как уходить, я окинул подсобку взглядом. Порядок я вроде навёл, но глаз зацепился за одну полку. Там стояли духи — простая коробочка, розовая, но с намёком на дорогой аромат.

— Слышь, Миша, — сказал я, — это ты вот эти духи хотел продать нашей Марине?

Вахтёр моргнул, потом виновато кивнул:

— Да… эти. Только она вчера не пришла, у неё денег нет пока.

Я подошёл, взял коробку, снял крышку, понюхал. Запах оказался действительно приятным — лёгкий, сладковатый, с ноткой чего-то тёплого. Даже неожиданно для такого подпольного магазина.

Я хмыкнул, положил духи в карман и подмигнул Мише.

— Запиши на себя, Миш. Это будет моя моральная компенсация от тебя за причинённый вред.

Вахтёр даже не возразил. Понял всё окончательно.

Я взял большой мешок, в котором болтались вскрытые «сосалки» и пустые бутылки. И, не прощаясь, вышел из подсобки. Пошёл во двор. Вахтёр всё ещё сидел на стуле, согнувшись в три погибели, лицо покраснело, дыхание было частым. Хотелось думать, что он всё понял.

Я вышел к мусорным бакам и швырнул мешок. Послышался звон битого стекла. Несколько бутылок прорвали пакет, блеснули осколками и замерли в лужице остатков мутноватой жидкости.

— Вот и место этому дерьму, — пробормотал я.

Я отряхнул руки и уже собрался возвращаться в школу. В спортзале меня уже ждал класс. Но сделать и пары шагов не успел — из-за калитки во двор вошла Марина, классная руководительница 11 «Д». Вчера её не было на проверке от бизнесмена, и вот девчонка явилась — не запылилась.

Шла она медленно, будто каждое движение давалось с усилием. Плечи опущены, взгляд потухший, она выглядела так, будто что-то гложет классуху изнутри.

На ней было пальто, застёгнутое небрежно, шарф сдвинулся в сторону, волосы, обычно собранные в идеальный пучок, были распущены.

Заболела?

Погода стояла мерзкая: ветер был резкий, небо серое, и если прозябнуть, то легко можно простудиться. Но было в её лице нечто большее, чем усталость от температуры.

Я заметил, что она будто делает вид, что не видит меня вовсе. Глаза опущены, шаг чуть ускорен, будто спешит в здание, где можно укрыться за школьными стенами от любого разговора. Ну да, понятно — не хочет встречи.

Я ускорил шаг. Марина уже потянула за ручку двери, когда я положил ладонь на дверное полотно и мягко, но уверенно остановил движение.

— Марина, привет, — я улыбнулся.

Классуха вздрогнула и резко обернулась.

— Владимир Петрович… здравствуйте… Дайте, пожалуйста, пройти, — шепнула она, делая попытку открыть дверь. — Мне некогда, правда, я спешу.

Я внимательно посмотрел на неё. Поведение было слишком нервное, чтобы объяснить всё усталостью или плохим самочувствием.

— Что-то случилось? — спросил я, не убирая руки с двери.

— Владимир Петрович, ничего не случилось. Дайте пройти, пожалуйста, — повторила Марина, делая очередную попытку потянуть за ручку.

— Нет, дорогая, пока ты не скажешь, что произошло, внутрь я тебя не пущу.

Я заметил, что в её глазах вспыхнуло раздражение. Неожиданно немного, что после такого хорошего вечера, который мы провели вместе, у девчонки такая реакция. Ну тем интереснее узнать, что же произошло…

— Вы издеваетесь? — Марина почти вскрикнула.

— Можешь расценивать как угодно, — ответил я. — Хоть как издевательство, хоть как проявление педагогического интереса. Но пока ты не скажешь, что происходит, дверь останется закрытой.

— А вам-то какое дело⁈ — выпалила она, и на этот раз голос прозвучал звонко, срываясь на истерику.

Я выдержал паузу.

— Так-то мне не безразлично, что происходит с моими коллегами.

Марина метнула в меня взгляд, потом глубоко вдохнула и, будто решившись, выдала:

— Тогда знайте, что я больше не ваша коллега, — процедила она.

Я чуть приподнял бровь. Вот теперь разговор обещал стать действительно интересным.

— Это как? — спросил я, не показывая своего удивления.

Глава 14

— А вот так, — выпалила Марина, — сегодня увольняюсь. Иду к Леониду Яковлевичу, несу заявление! А вы мне мешаете пройти!

Я обратил внимание, что она старается держаться уверенно. Вот только как ни старайся, а глаза ложь всё равно выдадут. В глазах классухи блеснула влага, наворачивающихся слёз.

И я сразу понял, что это не добровольное увольнение. Явно не тот случай, когда человек решает всё взвесить и уйти красиво. Тут или прижали, или что-то сломалось внутри Марины так сильно, что оставаться стало невозможным.

Занимательно, конечно, ведь ещё вчера ничто не предвещало такого развития событий.

Я молчал, просто смотрел на девчонку. Она отвела взгляд, будто боялась, что если встретится со мной глазами, то не выдержит и сорвётся в слёзы.

— Пустите, Владимир Петрович, — пискнула она, снова дёрнув дверь.

Я не шелохнулся.

— Пустите же!

Марина рванула за ручку с такой силой, что та чуть не вылетела из креплений.

Не знаю… в целом,