— Да ну, че вы? Я сам, чуть было не грохнулся. Еле на ногах устоял. Вот, сам теперь удивляюсь, как это у меня так вышло, с товарищем да с чужими мешками на плечах⁈

— Застава! Стройся! — Скомандовал добрый старшина Маточкин.

Бодрых услышав это, казалось, стал еще злей, но пошел занять свое место в строю.

— Сука… Часы разбил… — громко сказал он, уходя, и выматерился, но уже тише.

Заставу построили на плацу.

— Смирно! — Крикнул старшина, когда к нам подошел… Машко.

— Товарищ старший лейтенант, — стал отдавать рапорт он, взяв под козырек, — учебная застава, с целю проведения занятий по физической подготовке, построена!

— Физической подготовке? — обреченно бросил шепотом вымотанный Мамаев.

— Вольно, Коля, — распорядился Машко.

— Вольно! — Крикнул старшина.

Вот так номер. Выходит, Машко не только наш «покупатель», а вдобавок еще и командир учебной заставы. Предвкушаю, на учпункте весело будет нам обоим.

Машко кратко бросил взгляд на построенных бойцов заставы. На мне остановился на мгновение и помрачнел.

Выглядел он хоть и опрятно, но все же уставшим. На молодом лице лейтенанта горели большие круги под глазами.

— Штат сформировали? — Спросил Машко.

— Так точно, товарищ старший лейтенант, — отрапортовал Маточкин.

— Хорошо. Пусть дуют на занятия.

После он перекинулся с прапором парой слов. О чем конкретно шла речь, я не слышал.

Позже нас повели в спортивный городок. Позавтракать нам сегодня не обломилось, и от этого Мамаев выглядел унылее, чем, казалось бы, любой другой боец с заставы.

— Парни, у вас курево есть? — Спросил Дима, когда мы разделились по отделениям, чтобы начать занятия по физподготовке.

Бодрых повел наше отделение к турнику. Значит, первым упражнением для нас будет турник.

— Да я сам у тебя хотел спросить, — пожаловался ему Вася Уткин. — Я-то свое выкинул.

— На ребят, — скромно сказал Мамаев, вытягивая спички и свои сигареты. — Жрать хочется, хоть сигареты лопай.

Не успели ребята закурить, как тут же появился отходивший к белобрысому старшему сержанту Антону, сержант Бодрых.

— Отставить! — Крикнул он и выхватил из Диминцх губ сигарету, растоптал. — Нашли время курить. К выполнению упражнения стройся!

Мы выстроились в очередь, и Бодрых, вальяжно, словно боевой петух, подошел к снаряду.

— Ща батя покажет как надо, — сказал он и осмотрел свои драные после падения руки.

Тем не менее, Бодрых прыгнул на турник и подтянулся раз пятнадцать. Я думал, он станет потом крутить подъем с переворотом, но не стал. Поберег ладони.

— Видали? — Спрыгнул он и снова уставился на закровоточившие руки, однако тут же одернул себя и убрал их за спину. — А я вот вижу, что если из вас, дай бог, хоть трое-четверо так смогут, и то будет хорошо. Остальные же — ну мешки с говном. Издали видно.

Он глянул на первого.

— Боец, фамилия.

Высокий, но худощавый парень, одетый сейчас, как и мы все, в одни только галифе и майку, представился.

— Давай на турник. Ща посмотрим, шпала, че умеешь.

Парень подтянулся восемь раз и Бодрых немедленно его зачмырил. Так продолжалось почти с каждым, кто шел передо мной.

— Ну че, Машко, как на должности? — Услышал я за спиной отголоски чужого разговора. Обернулся.

За низкой, выкрашенной зеленым изгородью спортгородка, стояли два офицера. Одним был старлей Машко, шедший куда-то по своим делам. Другого я не знал. Однако на вид было ему не больше тридцати пяти лет. Высокий и широкий в плечах офицер, носил парадный китель и фуражку. У него было узковатое очень загорелое лицо и густые черные брови.

— Осваиваюсь, товарищ капитан, — пожал плечами Машко. — Я ж первый раз учебной заставой командую.

— Ниче. Привыкнешь. — Как ребят своих оцениваешь?

— Да, пока что никак, товарищ капитан. Только вчера с поезда. Не спал. Ознакомился вот с личными делами состава. Наблюдаю.

Капитан кивнул на нас.

— Это твои там?

— Ну.

— Ну давай я тоже понаблюдаю.

Тем временем пришел черед Васьки Уткина. Он был тяжел и много весил, хотя толстым его назвать совсем уж никак было нельзя. Вася выдержал десять повторений.

— Я думал, ты будешь покрепче, — Бодрых заглянул ему в глаза снизу вверх. — А все туда же. Без пяти минут шланг!

Настала и моя очередь. Когда я подошел к турнику, сержант помрачнел.

— Ты ж у нас, типа, сильный, Селихов, а? Ну давай, покажи, чего ты на турнике умеешь.

— Отсчет вслух начинайте с пятнадцатого повторения, — холодно проговорил я.

Потом я поплевал на руки, растер и хлопнул. Прыгнул на перекладину. Сержант, темный лицом, мрачно наблюдал за тем, как я, повторение за повторением, подтягивался. Казалось, он все ждал, когда ж я провалюсь. Потом стал монотонно считать:

— Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать…

Когда дошел до двадцати пяти. Я спрыгнул с турника. Со значением глянул на сержанта.

— Так любой дурак сможет, — буркнул он.

— А вы сможете? — ответил я холодно.

Бодрых нахмурил брови, бросил взгляд на остальное отделение и потом яростно зашипел:

— Приступить к подъему с переворотом, боец.

— Сколько надо? — Пожал я плечами, встряхивая подусдавшие руки.

— Норматив в сапогах — десять раз.

«Я помню», — чуть не вырвалось у меня, но я сдержался.

Просто молча прыгнул на перекладину и сделал тринадцать. Злой как собака Бодрых ничего не ответил. Только бросил:

— В конец строя, боец. Следующий!

— Боец, стой, — вдруг раздался чужой голос.

Все глянули на его источник. Капитан и Машко топали к нам.

— Смирно! — Вдруг крикнул сержант, и сам стал в строевую стойку.

Также выстроилось все отделение, ну и я тоже. Были мы без головных уборов. Шапки оставили на лавке, у турников. Потому отдавать честь конечно же, не стали.

Машко с Капитаном подошли. Последний смерил меня любопытным взглядом.

— Вольно. Бодрых, как ребята твои? — Спросил капитан.

— Слабоваты, — пожал плечами сержант. — Ну оно и понятно. Первый день в пункте, так сказать.

Дерзкая манера речи Бодрых тут же исчезла, словно ее и не было. С капитаном он говорил мягко и даже как-то заискивающе.

— Ну ничего, — продолжал он, — научим. А так, нормально. Дружные и меня хорошо принимают. На марш-броске показали себя сплочёнными. Помогали друг другу.