— На какой машине… Ах, да. Понимаю, — доктор вдруг улыбнулся и взял приятеля под локоть. — Слушай, Алексей… Коли тебе вдруг предложат поработать в ЧеКа — соглашайся.

— Где поработать? В какой еще, к черту, ЧеКа?

— Ну, Бурдаков же говорил… А впрочем, узнаешь. Так, говоришь, в девять часов? Ладно, я пока по аптекам…

С чьего соизволения Гробовскому вдруг предоставят машину до Зарного, Иван Палыч не спрашивал — догадался как-то.

ЧК… Чрезвычайная комиссия… Пока еще беззубая, но уже очень скоро это будет железный кулак. Железный кулак революции! И очень важно, чтобы во главе этого кулака стояли свои верные люди.

Извозчика доктор арендовал на весь вечер, за два дневных исполкомовских пайка, и еще столько же выпросил у Гладилина на обмен. Иван Палыч объехал почти все аптеки, которые еще работали. За карболку дал фунт перловки, за вату и биты — две пачки галет, ну а за сульфат магния пришлось рассчитываться по-серьезному — трофейной германской тушенкой.

Последняя по списку аптека находилась почти в центре города, на Большой Пушкарской, как раз напротив народной столовой «Эгалите», куда больше известной, как бывший ресторан «Тройка».

К освещенному керосиновыми фонарями крыльцу то и дело подкатывали извозчики, а то и сверкающие лаком авто, еще почему-то не реквизированные. Толстощекий швейцар, улыбаясь, раскланивался перед богато одетыми това… нет, нет, не товарищами, а перед самыми настоящими господами и дамами. Откуда они здесь взялись, откуда взялось все их богатство — Бог весть. Наверное, это были тени темного царского прошлого, тени бесконечной черной зимы.

Красников, кстати, давно собирался поводить в подобных местах регулярные облавы, да вот пока что не доходили руки.

Ага! Доктор поспешно отвернулся, заметив появившегося на крыльце Гробовского в компании с ответственным столичным товарищем Бурдаковым. Оба явно кого-то ждали… Ага, вод покатила пролетка с шикарной дамочкой в шиншилле и модной каракулевой шапочке с длинным фазаньими пером.

Ну, вот она — Егоза, фальшивая журналисточка! Теперь вся компания в сборе…

За дверями «народной столовой» цыганский оркестр грянул «Из-за острова на стрежень»… Кутеж начался!

* * *

В пять минут десятого доктор и Анна Львовна уже вышли на крыльцо. Ждали обещанное авто, болтали. На ступеньках стояли коробки с лекарствами.

— Господи, как представить, что Аглая пережила… — покачал головой Анна Львовна. — Сейчас-то она как?

— Тяжеловато еще… Но выкарабкается! Девушка она деревенская, сильная… Далеко пойдет!

— А мы-то с тобой… Когда? Декабрь уже… Рождество скоро.

Иван Палыч неожиданно хохотнул:

— Так Рождество, вроде как, новая власть отменила.

— Вот мы вместо него свадьбу-то и устроим! Ой, вон, вон — едут.

Вспыхнули во тьме автомобильные фары…

Глава 12

Предрассветный туман, белесый и влажный, стелился по реке, пропитывая одежду до нитки холодной сыростью. Иван Палыч, сидя на корме одной из двух лодок, кутался в поношенное драповое пальто и вглядывался вдаль. Нехорошие воспоминания посещали его сейчас — как он упал тогда с обрыва в реку, как понесла его бурная Темнушка… Но назад пути не было. Ни тогда, ни сейчас.

Всё началось вчера под вечер, когда в больницу, шмыгая носом и беспрестанно чихая, завалился сам начальник уездной милиции.

— Виктор Степаныч, — удивился доктор, — Вы на себя не похожи! Весь расклеился. Заболели?

— Простудился, Иван Палыч, — сиплым голосом ответил Красников и чихнул с таким размахом, что, казалось, снесет со стола склянки. — Погода такая, дрянная. Помоги, дай чего-нибудь, а? Голова раскалывается, в горле першит… Завтра дело важное, а я — как вареный.

Пока доктор осмотрел пациента и принялся готовить микстуру.

— Подожди, сейчас все сделаю, — сказал Иван Павлович. — Есть у меня один рецептик, еще со студенчества, на ноги живо поднимает.

Красников присел на табурет и начал нервно постукивать пальцами по колену.

— А что за дело? Какое важное? — деловито спросил Иван Палыч, растирая в ступке аспирин. И догадался: — Не банду ли Хорунжего, чай, брать собрались?

Милиционер так и подпрыгнул на месте, уставившись на доктора вытаращенными глазами.

— Ты откуда знаешь⁈ Это же секретнейшая операция!

Доктор многозначительно постучал пальцем по собственному виску.

— Догадался, Виктор Степаныч. У вас на лице всё написано. И готовитесь вы слишком уж заметно. Трое милиционеров в селе — уже событие. А уж когда они начинают у Пронина лодки просить, да еще и на рассвете… Куда же вы на лодках-то, коли банда в лесу? Значит, не в лесу. Значит, на островах.

Красников тряхнул головой.

— Да ты колдун, Петров! Червям не скажешь, а ты всё ведаешь!

— Не колдун, а наблюдатель. Профессия такая, — усмехнулся Иван Палыч, протягивая склянку с мутной жидкостью. — На вот, выпей, легче станет.

— Фу, горько… — поморщился он, с трудом сглатывая.

— Лекарство, а не малиновое варенье. Но точно поможет.

— Профессия говоришь такая? — произнес Красников, возвращая склянку. — Да разве доктору нужна наблюдательность?

— Ну как же! Наблюдательность, Виктор Степаныч, штука полезная не только для сыскарей. Для врача — и подавно.

— Ну скажешь тоже! — усмехнулся тот. — Ты же пульсы щупаешь, горло смотришь… Какая тут наблюдательность? Есть симптомы — вот лечи их. Все по книжечкам.

Иван Палыч облокотился о стол и внимательно посмотрел на милиционера.

— А вот смотри. Зашёл ты ко мне. Садиться стал — правую ногу чуть придерживаешь, значит, старый вывих щиколотки беспокоит, особенно на сырость. На походку уже не сказывается, но когда сгибаешь, чтобы сесть невольно поджимаешь. Значит лет пять назад получил травму. Есть такое?

Красников разинул рот.

— Есть такое! Точно, пять лет назад было!

— Вот видишь. Ты ничего не сказал, а я все увидел.

— Ну голова!

— Вот поэтому, Виктор Степаныч, возьми меня с собой, на задержание банды Хорунжего.

Красников тут же переменился в лице.

— Это еще зачем⁈

— Потому что лишние руки только в помощь будут. К тому же…

— Не положено! Что ты такое вообще говоришь? — оборвал его Красников. — Ты же доктор… А вдруг чего случиться с тобой? Нельзя докторами вот так просто раскидываться направо и налево.

— Виктор Степаныч, я единственный путь туда знаю. И знаю, как без лишнего шума пройти. Берите меня с собой. Покажу,