Непременно государю такую идею подскажу.

Обошел вокруг монастыря, полюбовался на Сиверское озеро, пытался прикинуть — как это во времена Смуты монахи отбивались от ляхов, но так и не сообразил.

Зашел по дороге в трактир, поел ухи из какой-то рыбы, выловленной в озере, остался не слишком доволен. Рыба мелкая, много костей. Засим, отправился в гостиницу.

А там меня уже ждал господин коллежский регистратор.

— Ну-с, любезный, что вы мне скажете?

— Его высокоблагородие ожидает вас в своем кабинете через час, — сообщил мне регистратор.

— А следователь Зайцев? — поинтересовался я. О своем коллеге я только сейчас вспомнил. Он же «вел» это дело. Так и так разговаривать.

— А про Зайцева указаний не было.

— Значит, получите указание — отыщите мне титулярного советника Зайцева, и приведите к исправнику. Мне его все равно допрашивать придется.

Да-да, именно так. Стану вести допрос своего коллеги. Пока как свидетеля, а там, как пойдет.

Кирилловский исправник — полноватый мужчина лет под пятьдесят, в белом мундире, украшенным одиноким «станиславом». Что ж, для полицейского, пребывающего в глухой провинции, неплохо. Армейских медалей, как у моего друга, у здешнего начальника уезда нет. Скорее всего, человек прошел долгий путь от канцеляриста до исправника, чем очень гордился. Но гордость иной раз может превратиться в гордыню.

Рядом расположился человек невысокого роста, тоже полненький, в очках и мундире. В петлицах «пряжка». Ну впрямь, как у меня. Правда, у тутошнего «титуляра» уже и волосы седые, и годиков ему, наверное, за пятьдесят.

Господин исправник сидел за столом развалившись, насмешливо посматривая на меня. Вон, даже папироску закурил, не заботясь, что гостю будет неприятен дым. Сесть мне почему-то не предлагал. Он что, считает, что я останусь стоять?

— Благодарю вас, господин исправник, за приглашение, — сказал я, безо всяких церемоний подтягивая стул. Усевшись, шлепнул на стол тощую папку с уголовным делом.

— А я вам садиться не разрешал, — пробурчал Сулимов.

— А вот это напрасно, — улыбнулся я. — Согласно статута ордена святого Владимира, кавалерам оного знака отличия, даже генералы обязаны предложить место.

Исправник слегка задумался. Он что, вспоминает статут ордена? Все равно же не вспомнит — есть такое положение или нет.

— Да и невежливо, знаете ли, держать на ногах следователя по особо важным делам, — заметил я. — И вы не у себя дома, а в учреждении, а сидя мне гораздо удобнее.

— А вежливо ли начинать свой визит к исправнику с угрозы? — хмыкнул исправник. — Или вы думаете, что я испугаюсь сутяжничества?

А ведь испугался угрозы, только пытается выглядеть грозным удельным князем. Нет, князь из тебя не выйдет.

— Я, господин исправник потратил двое суток, чтобы сюда добраться. И потерял целый час, в ожидании вашей милости. И еще два часа, пока осматривал монастырь. А мне, к слову — платят жалованье и прогонные. Обидно, знаете ли, получать деньги за напрасно потраченное время. По вашей, кстати милости. Понимаю — Российская империя не оскудеет, но все равно — очень жаль. А испугаетесь вы сутяжничества или нет, так мне решительно все равно. Я сюда приехал проводить следствие, а не словами играть. Но если понадобится — начну и сутяжничать, и клеветать… что там по списку?

Титулярный советник Зайцев только глазами хлопал и рот открыл. Не то от испуга, не то от изумления. Не исключено, что впервые услышал, как кто-то дает его «владыке» достойный ответ.

Впрочем, ругаться с исправником в мои планы не входит. Пока, по крайней мере.

— Замечу, что препираться очень неплодотворно, поэтому предлагаю заключить перемирие, — предложил я. — И всяческие наши недовольства друг другом я предлагаю оставить на потом.

Что-то осмысленное появилось на физиономии у здешнего «воеводы».

— Итак, господа, у меня — точнее, у Череповецкого окружного прокурора, особу которого я здесь представляю, имеется много вопросов. И к господину исправнику, который отвечает за общее состояние раскрытия преступлений в уезде, и к господину следователю. С вашего позволения, начну с господина следователя.

Я улыбнулся, посмотрел на своего коллегу, стукнул по папочке с делом ладонью и спросил:

— Господин Зайцев, ответьте мне на один вопрос — что это за хрень?

— К-какая х-хрень? — испуганно вытаращился Зайцев.

— Вот эта, — еще раз стукнул по «делу», потом пояснил. — Вот эта самая папочка, на этой обложке написано, что это дело по обвинению господина Федора Ивановича Андерсона в убийстве. Кстати, он кто по национальности? Датчанин? Швед? И фамилия у него Андерсон или Андерсен?

— П-почему д-датчанин? Русский, фамилия Андерсон, наш землемер.

Что ж, вполне возможно, что фамилия не через е, а через о. И этот землемер — потомок какого-нибудь пленного шведа, оставшегося в России после Северной войны.

— Теперь у меня вопрос к вам, господин исправник. — перевел я взгляд на Сулимова. — В материалах этого, так называемого дела, имеется только один документ, составленный вашими людьми — рапорт городового Ильи Звездина на ваше имя о том, что к нему явился господин Никитский, который сообщил, что обнаружил в своем доме два мертвых тела — труп своей жены г-жи Никитской и землемера. И он, вместе с вышеозначенным господином отправился в дом по улице Ивановской, где и обнаружились два тела. А где все остальное?

— Что, остальное? — не понял исправник.

— Где рапорт о подомовом обходе? Что видели, что слышали соседи? Никитский, как я понял, не простой обыватель, а отставной майор. Наверное, в его доме имелась прислуга. Где объяснения, взятые у прислуги? Если ее не было в этот день — или это ночь, то куда она подевалась?

— Рапорта были, мои люди службу несут исправно, но там ничего интересного не было, — пожал плечами исправник. — Прислуги в этот день не было, соседи ничего не слышали. Зачем нужны бесполезные бумажки?

М-да, дела. Или я ничего не понимаю, или исправник дурак.

— И опять к вам, господин судебный следователь, — посмотрел я на Зайцева. — Я не увидел в