— Рыбу меняю, — сказал я, показывая корзину. — Копчёную. Хочешь?

Семён заглянул в корзину, принюхался. Глаза его расширились.

— И что хочешь?

Я задумался. Не знал во сколько оценивать рыбу. Цены на еду здесь были… странные. Всё зависело от урожая, от времени года, от того, насколько голодны люди.

— Давай за рыбёшку один вилок капусты.

Семён присвистнул.

Лучник взял одного окуня, разломил пополам. Откусил. Зажмурился, медленно прожевывая.

— Господи… — выдохнул он. — Это… это же чудо!

— Сколько берёшь? — спросил я.

— Давай так, я тебе капусту, и кувшин сушёных грибов. А ты мне ещё две рыбки.

Грабёж на ровном месте… Но Семен был нужным человеком, который делился опытом выживания… опытом убивать врага.

— Давай, — согласился я.

За день я обошёл с десяток изб.

Кто-то покупал, кто-то отказывался, денег заработать не удалось, но у меня и цели не было такой. Главное, получалось меняться. Два десятка яиц, сушёные грибы, лук, сушёный иван-чай, небольшой кусок зайчатины.

После чего я вернулся домой.

Глафира встретила меня у порога, а я специально сделал скорбное лицо, оставив добытое на крыльце.

— Эх… — пожал я плечами.

— Мить, не расстраивайся. Рыбу сегодня поедим.

Она взяла корзинку и, откинув тряпку, посмотрела на меня с недоумением.

— А где рыба? — на дне лежало всего пять штук.

Вместо ответа я вышел на крыльцо и стал поднимать мешки и ещё одну корзину, которую я обменял на всё ту же рыбу.

— Это… это всё?

— Всё.

— Боже мой… — прикрыла она ладошкой рот.

Возвращение Ратибора

Они вернулись через две с половиной недели. Я как раз возвращался с рыбалки, когда услышал колокол у ворот. И, поставив снасти с корзинами у крыльца дома, побежал к кузнецу.

— Дядька Артём! — он как раз подъехал к дому и обнимал жену Варвару и дочь Олену.

Увидев меня, он усмехнулся. Но не потому, что я пришёл, а потому как его дочь, тут же убежала в дом.

— А, Митька. Ждал?

— Ждал. Ну что? Продал?

Артём похлопал меня по плечу.

— Продал. Всю до последней рыбки. Оторвали с руками. Ещё просили, но я сказал, всё, больше нет. Хотите ещё, приезжайте сами в Курмыш и договаривайтесь с Митрием Григорьевичем. — потом он повернулся к своей повозке, стал доставать из нее тюки. — А вот и то, что ты просил. Соль — три пуда. Крупы — пшено, овёс, гречка, всего пять пудов. И вот ещё, — он достал большой металлический горшок. — Больше всего денег стоил. Так, а вот ткань, льняная, плотная. Иии… верёвка. — Он достал моток тонкой, но крепкой верёвки. — Пеньковая. Самая крепкая, что нашёл.

— Спасибо, дядька Артём. Правда, спасибо!

Кузнец усмехнулся.

— Не за что. Я ж свою долю взял. — Об этом уговора не было, но я смолчал, понимая, всякий труд должен быть оплачен. — Вот, — он протянул мне ещё один мешок. — Это тебе. Железные крючки. Десяток штук. Думаю, пригодятся.

Я взял мешок, заглянул внутрь.

— Дядька Артём, это…

— Подарок, — оборвал он. — За хорошую работу.

После того, как Артём разгрузился, я с его разрешения взял телегу и доехал, правя лошадь, до дома.

Разгружали телегу мы с Глафирой. Сева был ещё мал, чтоб помогать. А Григорий ещё не вернулся от барского терема.

Мешки с крупой сложили в угол избы. Соль, в глиняные кувшины, чтобы не отсырела. Ткань — на лавку. Горшок поставили у печи. И Глафира не могла оторвать взгляд от запасов.

Она перекрестилась.

— Слава Богу. Слава Богу…

Вечером пришёл Григорий. Он вошёл в избу, огляделся. Взгляд задержался на мешках, на горшках, в которые как раз сыпала соль Глафира, на тканях и на кровати.

— Это откуда? — спросил он.

— Купил, — ответил я. — Дядьку Артёма просил о помощи. Он рыбу продал, что я приготовил.

Григорий нахмурился.

— С рыбы?

— Да.

— Почему ко мне не подошёл?

— Ты же воин, а не торгаш, — с раздражением ответил я. Мы долго смотрели друг другу в глаза. И я не отводил взгляда.

Обстановку разрядила Глафира, которая позвала всех к столу. Во главе сел отец. Я с Севой по правую сторону, а Глафира с Ивой по левую.

— А это что? — спросил отец, показывая на кровати.

— Твой сын сделал, — с улыбкой сказала Глафира. Она немного суетилась. Видно, нервничала от того, что её положение с вдовы, снова сменилось на замужнюю. И пока не знала, как себя вести.

Кстати, надо у отца узнать, собирается ли он венчаться с Глафирой, тем самым узаконить брак? Хотя, это не моё дело.

* * *

Ночью я лежал на своей лежанке, глядя в потолок.

Глафира спала с Григорием. Дети на кровати. Было тихо, только дрова потрескивали в печи. Я думал о вечном…

Как я постоянно себе говорил, если руки у мужика растут из правильного места и в голову на плечах не только едят, то с голоду он не помрёт. И не сказать, что подготовка к зиме выдалась тяжёлой, но точно нелегкой.

Копчение здорово выручало. Но этого было мало. И в ближайшее время найдутся ухари, что решат использовать мой способ обогащения. Поэтому нужно было думать, что делать дальше. Не стоять на месте… двигаться вперёд…

Я закрыл глаза.

— «Ладно, завтра начну ставить жерлицы. И хорошо бы попробовать селки на мелкую дичь научиться ставить», вроде, ничего сложного в этом нет. Но поучиться придётся. Благо, верёвки Артём привез достаточно.

Я проснулся от того, что кто-то тянул меня за рукав. Открыл глаза. Надо мной стояла Ива, с растрепанными волосами и огромными глазами.

— Митя, — прошептала она. — Хочу пи-пи.

Я сел, потирая лицо. За окном ещё было темно, только первые проблески рассвета. Ещё с вечера мы договорились, что не будем ходить в ведро. Изба небольшая и дышать чьими-то испражнениями, не хотелось.

— Тихо, — прошептал я. Ночью уже было холодно. Да и бывали случаи, что волки забредали в селение. Всё-таки лес был близок. Поэтому я поднялся с кровати и взял Иву на руки, вынес на улицу. Подождал когда она сделает своё дело за сараем, я отнёс её обратно. Она тут же забралась на свою койку, и я укрыл её.

Утром Григорий меня удивил. Он сам предложил идти в лес по дрова. И заготавливались мы почти всю неделю. То, что я нарубил до этого, не хватило бы. Хотя на тот момент я думал, что заготовил достаточно. В своё оправдание скажу, что не знал сколько нужно хвороста.

С непривычки руки превратились в одну сплошную мозоль. Рубили, пилили, и закидывали в телегу, после чего у дома раскалывали полена