Убедившись, что его услышали, казак развернул коня и рысью погнал его в сторону, где проходил вражеский отряд. Минут через сорок они выехали на нужную тропу, и Григорий, свесившись так, что даже конь боком пошёл, принялся рассматривать след.
– Я думал, ты за ними поведёшь, – удивлённо проворчал парень.
– Проку нет. Ушли и ладно, – отмахнулся казак. – А вот понять, откель они шли, нам надобно.
Убедившись, что след ровный, Григорий выпрямился в седле и повёл коня короткой рысью, не отрывая взгляда от земли. Спустя два часа он остановился и, оглядевшись, негромко проворчал:
– А ведь они ищут чего-то.
– И чего тут искать? – не понял Беломир. – Тут же не живёт никто. И с чего ты решил, что они что-то ищут?
– Змеёй идут, но с тропы не сходят. Выходит, ищут когось, – задумчиво пояснил казак, осматриваясь.
⁂
Хазарский след вывел разведчиков к ручью, на берегу которого они застряли надолго. Здесь был чей-то лагерь, на который кто-то напал. Тела погибших вывезли, с погибших лошадей сняли всю сбрую, так что с ходу определить, кто именно кого резал, было невозможно. Мрачно оглядывая место нежданного побоища, Григорий мрачно скривился и, покачав головой, тихо проворчал:
– Доброе место испоганили. Родичей увозили, так надо было и лошадей в степь оттащить. Там бы шакалы с ними быстро расправились. А теперь и воду эту пить страшно.
Вороны и грифы с пронзительными криками отгоняли друг друга от туш, вызывая в душе холод и омерзение. Беломир, глядя на эту картину, ощущал, как на загривке шерсть дыбом поднимается. Хотелось зарычать и начать отстрел всех падальщиков подряд. Усилием воли взяв себя в руки, парень тряхнул головой и, не поворачиваясь к напарнику, тихо предложил, прикидывая их общие возможности:
– Может, не станем туда лезть? Всё одно там уже всё затоптали.
– То верно, – вздохнул казак в ответ. – Добре, посмотрим, откуда пришли и куда те напавшие ушли после.
– След простыл. Тут всё дня три назад случилось, – упёрся Беломир, не имея никакого желания даже рядом с этим погостом ходить.
– Пять, – коротко ответил Григорий, прикрыв глаза и чутко поводя носом. – Пять дён прошло. Тут меня жди, – скомандовал он, направляя коня куда-то в сторону от распадка.
Уже привычно взведя арбалет, Беломир наложил на ложе болт и, отведя своего скакуна в сторону, под ветер, замер, внимательно осматриваясь и готовясь драться с кем угодно. От падальщиков до кочевников. Минут через двадцать, вернувшись, Григорий жестом позвал его за собой и, выехав из распадка, тихо поведал:
– Полтора десятка одвуконь из предгорий пришло. То ли посольство какое было, а то ли сговор с кем спроворить хотели. Но только тут на них и напали. И похоже, из того полтора десятка никто не ушёл. Даже мёртвых увезли. Но у напавших кони не кованы.
– Горцы? – тут же отреагировал Беломир.
– И я так подумал, но уж больно это понятно, – качнул казак головой. – В степи все знают. Коней только горцы не подковывают. Им в горах не кованый конь лучше подходит.
– Хочешь сказать, что кто-то решил на них свою вину свалить и таким делом хазар с горцами стравить? – задумался парень.
– Может, хазар, может, татар, а может, и половцев, – так же задумчиво отозвался Григорий.
– А эти тут откуда? – удивился Беломир.
– Половцы-то? Так и они в этой степи живут. Вон, за Итиль переплыви, к ним и попадёшь.
– Каждой твари по паре, и все друг дружку режут, – проворчал Беломир, окончательно запутавшись.
– То, что режут, это верно, – усмехнулся казак. – А ты откель про ковчег ведаешь?
– Всякое слыхать приходилось, – отмахнулся парень и тут же принялся выкручиваться: – Хоть и жили мы у последнего моря, а люди до нас всякие добирались. Они рассказывали, а я слушал. Интересно было знать, как в других местах люди живут.
– Это где ж такое, последнее море? – тут же ухватился Григорий за его оговорку.
– Так сказывал же, – развёл парень руками. – Вон в ту сторону, ежели долго ехать, доедешь до моря, которое у нас Белым называют. А за ним, ещё дальше, ледяная пустыня начинается. Потому и прозвали его Последним, потому как дальше только лёд сплошной. Толстый, такой и не прорубишь.
– Неужто там и не живёт никто? – с интересом спросил казак.
– Тюлени, моржи да медведи белые. И те почитай только на самом краю. А вот дальше уж никто.
– Это ж какие там морозы стоят, что лёд такой толстый намерзает? – подумав, качнул казак головой.
– Сильные. В воздух плюнешь, до земли ледышка долетает, – отозвался парень, вовремя сообразив, что называть цифры будет по меньшей мере глупо.
– А на вашей стороне как? – последовал новый вопрос.
– Полегче, но тоже иной раз на улицу из дому лучше не выходить, – грустно усмехнулся Беломир, уже прикидывая, как сменить тему.
– И где только народ не селится, – качнул казак головой и, махнув рукой, выдал очередное решение: – Поехали, друже, к нашим. Что тут случилось и кого за что убивали, теперь не понять. Но ко всяким приезжим присматриваться надобно будет.
– Думаешь, кто-то может купцом прикинуться и с что-то, с того бою взятое, кому из станичников продать, чтобы и нас в той татьбе замазать? – высказал свою версию Беломир.
– Верно мыслишь. И такое быть может, – одобрительно кивнул Григорий. – От поганых всякого ждать надобно.
– А почему вы их погаными называете? – решился, спросил парень, вспомнив, что в этих местах он новичок, и подобный вопрос удивлять не должен.
– Так не моются они толком, – вдруг рассмеялся казак. – Так только, иной раз на морду водой плеснут, и всё. Неужто смрада от них не замечал?
– Замечал, да только не понял, от чего он. Думал, от кож, в которые они заместо доспеха рядятся, – нашёлся парень.
– В степи воды мало. Это тут, у гор, родников да ручьёв хватает, а вот дальше их мало становится. И берегут они ту воду токма для скота своего. Потому как без коня и отары и степняк не степняк. Зимой, к примеру, они тело маслом мажут, а после то масло костяным ножом себя счищают. Вроде как моются так. Вон, даже девок полонных, что казаки иной раз за себя берут, и то к бане нашей приучать едва не плетью приходится. Они ж той воды боятся.
– И как, приучаются? – не сдержал Беломир ехидства.
– А куда им деваться? – развёл Григорий руками. – Да и не страшно то вовсе. А как распробуют, сами первыми бегут баню топить.
– Неужто у степняков и вправду девки так хороши, что казаки на них женятся? – усомнился парень.
– Всякие есть, – понимающе усмехнулся Серко. – Но иной раз и вправду красавицу встретишь такую, что глаз не оторвать. Да и жёны из них добрые выходят. Как уразумеют, что их не для баловства, а как настоящих жён берут, так разом тихими становятся, ласковыми. И за домом смотрят добре. Главное научить, как это всё делать по-нашему верно.
– А учит кто? Муж?
– Да когда ж ему? – снова рассмеялся казак. – Не, то дело старшухи. Как решит казак за себя полонянку взять, так он её к бабе постарше приводит, вот та полонянку и обучает всему, что доброй жене знать надобно. Заодно и по-нашему говорить выучится.
– И долго учит? – не унимался Беломир.
– Да с пол-лета. Более и не надобно.
«Полгода, это выходит у пленниц тут сначала курс молодого бойца, а после перевод в действующие войска», – про себя с иронией перевёл парень услышанное.
– А у тебя с чего такой интерес вдруг? Не иначе, решил и себе полонянку взять? – поддел его Григорий.
– Нет, – не повёлся на шутку парень. – Если уж жениться, то только на той, кто шибко по сердцу придётся. У меня тут ни старших, ни вообще родичей нет. Так что придётся самому всё делать, – вздохнул он, прикидывая, как будет выкручиваться, случись такая оказия, и он вдруг влюбится.
– Это да, – смутившись, закивал казак. – Но ежели что, знай. Надобно станет, я
