— Здесь раньше разные грузы возили, — хмуро сказал Морозов, вглядываясь в лобовое стекло, заляпанное пыльцой и влажным песком — А потом баржи ушли, вот дорогу и забросили.

Ветки скребли по бокам и крыше авто, будто лес пытался узнать, к кому именно впервые за долгие годы приехали гости. Сквозь окна видно было, как по обе стороны от дороги деревья сдвигаются ближе друг к другу, образуя почти арочный свод. И от солнца, которое пробивалось сквозь листья, свет в салоне становился зеленоватым, как под водой.

Машина въехала в низину. Я открыл окно, впуская в салон воздух с запахом озёрной жижи, водяной мяты и старого камыша. Где-то в стороне раздался тяжелый всплеск. Как если бы кто-то с разбегу прыгнул в воду в полный рост.

— Он знает, что мы едем? — спросил я.

Морозов пожал плечами:

— Скоро выясним.

Деревья расступились, и впереди, за поворотом, открылся пруд, на берегу которого стояла старая купальня.

Морозов притормозил чуть поодаль у постройки, заглушил двигатель и повернулся ко мне:

— Дальше пешком.

Я только кивнул и открыл дверь авто. Подобные прогулки по лесам уже перестали меня удивлять.

Вышел из салона, почти не глядя снял ботинки и натянул сапоги, которые мне выдал воевода. Подошвы погрузились в мох, в котором захрустели старые ветки. Взглянул в сторону купели. А затем зашагал к ней. За спиной послышался звук захлопнувшейся крышки багажника, а потом воевода молча обогнал меня и зашагал впереди, внимательно выбирая, куда ставить ногу. Я следовал за ним.

Слева потянулся свежий штакетник, на который кто-то давным-давно, словно в шутку, повесил перевернутую табличку «Купаться запрещено». К забору была прислонена часть старой деревянной лодки с облупившейся краской. Когда-то на ней было написано «Труд», но теперь буквы облезли, остались только две — «ру». Слева же от купели виднелась река, которая казалась широкой и медленной. Она извивалась зеркальной поверхностью. Только редкие круги расходились от невидимых движений под водой. Морозов жестом предложил остановиться.

— Он бывает здесь, — не оборачиваясь, тихо сказал воевода. — Иногда. Но только когда тишина.

Тишина, действительно, была абсолютной. Даже птицы не звенели. Только изредка в стороне от реки слышались такие звуки, будто кто-то невидимый шлёпал по воде руками.

Под подошвой хрустнула гниющая доска, которая когда-то была мостиком. В воздухе запахло тиной и кувшинками.

Мы подошли к приземистому деревянному зданию, на склоне, с крышей из ржавого железа и вывеской, на которой осталась только одна буква: «У». Остальные давно уплыли, видимо, вместе с прежними владельцами.

— Готовы, князь? — спросил воевода, когда я мы остановились у двери.

— Относительно, — честно ответил я, и Морозов кивнул.

— Это уже больше, чем обычно.

Владимир глубоко вздохнул, трижды постучал в дверь. Затем потянул на себя заскрипевшую створку. И мы оказались в небольшом полутемном помещении, свет в которое пробивался через единственное небольшое окошко. Половину помещения занимал большой огороженный бассейн, в который спускались ступени. Вторая же часть комнаты, была застлана толстыми досками. В углу стояло запотевшее зеркало, которое смотрелось здесь очень уж неестественно. Словно кто-то украл или выменял его и потом принес сюда. Рядом расположился грубый стол и несколько стульев. Потолок скрипел. Воздух сгустился, будто втягивал всё вокруг в себя. Тени двигались медленно, будто вода пробовала их на вкус.

Хозяин купели сидел в воде, облокотившись на край. Высокий, крепкий, голый по пояс, с каплями на плечах. Длинные, мокрые тёмно-зелёные волосы, цвета речной травы. Они плавно стекали по плечам, как водоросли по валуну. Кожа у водяного была чуть сероватой.

По левую руку от него в воде плескались две зеленоволосые девушки, лет двадцати. Они были похожи друг на друга. Разными были только глаза. У одной они были серыми, у другой изумрудными. Они что-то шептали водяному.

Но едва мы вошли, как разговоры мигом смолкли. Девицы уставились на меня с недовольством. А затем быстро скрылись в воде по самую шею. Я успел заметить, как на поверхности показались большие хвостовые плавники.

— Доброго денечка, — откашлявшись, начал я.

Водяной прищурился, неспешно осмотрел меня и усмехнулся:

— Да какой же он добрый, раз сам князь в гости пожаловал?

Голос у собеседника был глухим, обволакивающим. И в нем чувствовалась власть, которая была ему дана самой природой.

Водяной пристально смотрел на меня. Лицо у него было угловатое, выразительное. Как у тех, кто с рождения привык смотреть вдаль, поверх волн. На скулах были следы зелёного налёта, будто у камня, что долго простоял в воде. Глубоко посаженные глаза, были серыми, с отблеском зелени в них не было ни радости, ни ярости. Только глубина. Такая, что появляется с возрастом и опытом. Водяной был стар. Как река, на которой он жил. А спустя мгновение, я смог разглядеть его истинную личину. Он был плотным, с серебрянными волосами, и глазами цвета весенней тины. На нём был короткий жилет, украшенный пуговицами из ракушек, и свободные штаны, мокрые по колено. Хотя в наличии ног я засомневался, уж больно они походили на хвост, прячущийся под водой. Он держал в руке тростник, словно это была трость. А на голове красовалась небольшая шляпа-котелок, которая, впрочем, важно квакнула и спрыгнула в темный угол.

— Князь, — повторил водяной, будто пробовал слово на вкус.

— Да, — ответил я. — Николай Арсентьевич Медведев. Приехал вот познакомиться.

Водяной некоторое время молчал, пристально рассматривая меня. А затем протянул:

— Слыхал, как же. Тот, что в Совете не орёт, а думает. Такое здесь редкость.

Я кивнул:

— Стараюсь ради княжества.

Хозяин купели еще раз усмехнулся. Только в этот раз, улыбка была не совсем доброй. Наружу показались тонкие иглоподобные зубы, с человеческими не имеющие ничего общего.

— Княжества? — протянул он. — Я уж думал, что тот рыбак нажаловался, что я ему сети порвал.

Русалки захихикали. Видимо, они уже неоднократно слушали эту историю. А может быть, и сами принимали участи в шалости.

Морозов молчал. Он стоял чуть сзади, но напряжение в его плечах выдавало.

— Разве? — я сделал удивленный вид. — А я слышал, что тот рыбак сам в коряге запутался.

Водяной запрокинул голову