Она обняла меня в ответ, но я чувствовал — осадок остался. Та трещинка недоверия, которая появилась между нами в этот вечер, никуда не делась. И я знал, что Даша права в своих подозрениях — не насчёт меня, а насчёт Айне. Девушка действительно испытывала ко мне чувства, выходящие за рамки простой благодарности. Я видел это в её глазах, в том, как она краснела, когда я обращался к ней, как старалась оказаться рядом во время каких-то общих мероприятий.

Что с этим делать — я не знал. Прямо поговорить с Айне? Но о чём? «Пожалуйста, перестань на меня так смотреть, моя жена ревнует»? Это было бы глупо. Избегать её? Но остяки теперь жили рядом, и полностью прекратить общение было невозможно — это вызвало бы вопросы и у казаков, и у самих остяков.

Оставалось надеяться, что со временем всё само собой уладится. Что Айне найдёт себе жениха среди своих или среди наших, что Даша убедится в моей верности, что эта странная, тягостная ситуация разрешится сама собой.

Но внутри я понимал — так просто ничего не решается. Особенно здесь, в Сибири, где каждое чувство обострено до предела одиночеством, холодом и постоянной близостью смерти. Где люди цепляются друг за друга как за последнюю надежду на тепло в этом ледяном краю.

Той ночью мы с Дашей лежали рядом под меховой шкурой, и я чувствовал, что она не спит. Лежит с открытыми глазами, думает о чём-то своём. И я не спал, размышляя о том, как странно всё устроено — спасаешь людей от смерти, делаешь доброе дело, а в итоге получаешь новые проблемы. Хотя, может быть, это и есть настоящая жизнь — сложная, запутанная, где нет однозначно правильных решений, где каждый поступок тянет за собой целую цепочку последствий, которые невозможно предугадать заранее.

За стеной выл ветер, где-то далеко ухала сова, и мне казалось, что вся эта бескрайняя сибирская ночь давит на нашу маленькую избушку, пытаясь раздавить её, стереть с лица земли вместе со всеми нашими мелкими человеческими проблемами и переживаниями.

Глава 11

… — Будем делать пищаль, — сказал я Макару и другим кузнецам. — Да не простую. Длинную. С нарезами, чтоб пуля летела точнее и дальше. Гораздо точнее и дальше, чем у наших. Работы будет — немеряно.

— Если такую можно сделать, значит, будет, — осторожно ответил Макар. — Работы мы не боимся. Чего ее бояться, если все равно делать придется.

Я начертил углем на бумаге схему будущего ствола.

— Што за хитрость такая, Максим? — спросил один из помощников, почесывая бороду. — Пищаль как пищаль, токмо длиннее и с царапинами внутри?

— Не просто длиннее, — ответил я, стараясь говорить на понятном им языке. — А внутри не царапины, особые борозды сделаем, винтом закрученные. Пуля крутиться будет и дальше лететь, точнее бить.

…Начали мы с подготовки железа. Решили делать В Кашлыке нашлось несколько трофейных сабель. Для первого раза так будет надежней. Я проверил каждую на изгиб и звон. Хороший металл звенит чисто, плохой — глухо отзывается.

Горн разожгли на березовых углях — они дают ровный жар. Пока помощники качали мехи, я еще раз осмотрел дорн — железный стержень, вокруг которого предстояло свернуть будущий ствол. Выточить идеально ровный пруток длиной в полтора аршина оказалось первой серьезной проблемой. Пришлось несколько дней обтачивать заготовку, проверяя ровность натянутой бечевой.

Когда полосы раскалились до вишневого цвета, началось самое сложное. Работали вчетвером. Я держал клещами начало полосы, Семен направлял середину, Митька придерживал конец, а Архип орудовал молотом — мы начали оборачивать раскаленное железо вокруг дорна. Первая попытка провалилась — полоса треснула на изгибе. Вторая легла неровно. Только на третий раз, когда я догадался предварительно прогреть дорн, чтобы металл не остывал слишком быстро при контакте, получилось свернуть ровную спираль.

— Вот теперь самое важное, — сказал я, вытирая пот со лба. — Шов сварить надо так, чтобы ни трещинки не осталось. Иначе при выстреле разорвет.

Следующие два дня мы проковывали заготовку. Нагревали в горне до белого каления, потом дружно били молотами, поворачивая трубку после каждого удара. Искры летели во все стороны, руки немели от ударов, но останавливаться было нельзя — остынет металл, и шов не сварится. Использовали один интересный способ — посыпать шов толченым стеклом перед проковкой. Стекло плавится и вытягивает окалину, делая сварку чище.

К вечеру второго дня проковки мои ладони покрылись мозолями даже через рукавицы, спина ныла невыносимо, но трубка начала приобретать форму. Шов стал почти незаметным, металл звенел при постукивании ровно и чисто.

Извлечение дорна оказалось отдельным приключением. Остывая, металл сжался и намертво зажал стержень внутри. Пробовали выбить — безуспешно. Тогда я вспомнил школьные уроки физики. Велел Митьке принести большой чан, наполнить снегом и поставить на огонь. Когда вода закипела, опустили туда конец ствола с дорном. Железо расширилось от нагрева, и после нескольких ударов деревянной колотушкой дорн удалось вытащить.

Заглянув внутрь ствола, я невольно выругался. Канал был кривым, шероховатым, с наплывами металла в местах сварки. Предстояла самая кропотливая работа — расточка и выравнивание.

Сначала попробовали действовать по старинке — длинным зубилом выбивать неровности. После часа такой работы продвинулись всего на два вершка, да и те получились с задирами. Тогда я решил сделать примитивный расточный инструмент. Взял железный прут потоньше дорна, на конце выковал подобие сверла с тремя режущими гранями. К другому концу приделал поперечную рукоять.

— Теперь слушайте внимательно, — обратился я к помощникам. — Ствол закрепим между двумя столбами. Семен с Митькой будут вращать его медленно и равномерно. Я буду подавать сверло внутрь, а Архип льет масло, чтобы стружка выходила.

Оборудовали рабочее место в углу кузницы. Вкопали два крепких столба с вырезами для ствола, смазали места опоры жиром. Первый проход сверла шел мучительно медленно. Приходилось останавливаться каждые несколько минут, вытаскивать инструмент и очищать от стружки. Руки затекали от однообразного вращения, но останавливаться было нельзя — неравномерная расточка испортила бы всю работу.

К концу первого дня расточки прошли треть ствола. На второй день дело пошло быстрее — приноровились, да и металл в середине ствола оказался мягче. Но тут возникла новая проблема — сверло начало уводить в сторону. Пришлось делать направляющую втулку из твердого дерева, которую вставляли в уже расточенную часть.

Через три дня канал был готов к шлифовке. Я сделал специальный шомпол — длинную березовую палку с намотанной на конце паклей. Готовил абразивную смесь из речного песка, толченого угля и жира.