в голову, — подмигнул я. — Пошли на кухню, там порядок не нарушен. 
Мы прошли на кухню и она сразу открыла дверь холодильника.
 — Не густо, — скептически махнула она головой. — Ну… что-нибудь придумаем. Картошка есть?
 — Вроде. Вон там, под подоконником дверца.
 Она нагнулась и я улыбнулся, залюбовавшись её бёдрами, тонкими лодыжками и вообще её сноровистостью и природной грацией. Настя вывалила в раковину несколько картофелин и вытащила из ящика маленький ножик.
 — Сейчас пирушку закатим, — усмехнулась она. — Яйца прям туда выльем, да?
 — Конечно, — подтвердил я.
 Она занялась делом, а я пошёл в гостиную. Бардак здесь был тот ещё. Решил освободить диван, потому что… ну, кто его знает, в общем, чем вечер закончится… Не успел я дойти до комнаты, как в дверь постучали. Тихонько так. Три раза. Блин! Да когда же это всё…
 Я тихонько подкрался и прислушался. Условно тихонько, потому что предательски скрипнула половица, выдавая моё присутствие.
 — Жаров, открывай, — послышался голос из-за двери.
 Да твою же мать!
 — Я же слышу, что ты там! Ты не один что ли?
 Тьфу!
 Я повернул ручку замка и открыл дверь.
 — Ну, хотя бы не голый ещё, — усмехнулась Ирина и, оттесняя меня шагнула в коридор. — На вот держи. В морозилку засунь.
 Она сунула мне в руки бутылку «Советского шампанского».
 — Тёплое не люблю. Ну и бардак у тебя!
 — Ага, — кивнул я.
 В этот момент из кухни появилась Настя.
 — Александр Петрович, а сковорода… ой… здрасьте… где у вас…
 — Там где-то, — пожал я плечами и повернулся к Ирине. — Хорошо, что бутылка уже не у тебя в руках, правда?
   9. Владимир
  Ирина казалась мне девушкой опытной, а не юной восторженной барышней, не истеричкой, в конце концов. Она была целым майором, а это не тяп-ляп, как-никак. Поэтому взрыва эмоций, театра драмы и вырывания печени с дальнейшим показательным поеданием в сыром виде я не ожидал. А вот какого-нибудь едкого высказывания — да, этого ждать стоило.
 — Ой, простите… — невпопад добавила Настя.
 — В шкафу, снизу там, со стороны окна, — ответил я, глядя на Иру. — Там все кастрюли и сковороды.
 Настя ничего не ответила и по лёгкому шелесту я догадался, что она тут же убыла на кухню.
 — Ну, — пожала Ирина плечами, — судя по тому, что она не знает, где у тебя утварь хранится, она обычно занимается упражнениями не кулинарного характера.
 — Да было пару раз и кулинарными, — улыбнулся я, поставил бутылку на комод и протянул руки к тонкому плащу своей гостьи.
 — Нет-нет, ты бутылку-то далеко не убирай, — качнула она головой и вдруг… расхохоталась.
 Немного неожиданно. Сначала вроде как удивлённо вздрогнула, будто из неё вылетело что-то невидимое, как прозрачный пузырь, смешинка. Она прикрыла рот рукой, не желая выпускать остальные пузыри-смешинки, но удержать их в себе было невозможно. Она вздрогнула ещё раз и разразилась неудержимым хохотом.
 — О-о-о-х, Жаров, — отсмеявшись выдохнула она и провела обеими руками по лицу. — Ну ты и гусь. Лапчатый. Отдавай мою бутылку, ухожу я.
 — Чего так? Картошка жареная сейчас будет. С яйцами.
 — С яйцами? — усмехнулась она. — Это, как раз, я сразу поняла. Это невооружённым взглядом видно. Ты, может, уже по-быстрому намечтал себе групповые танцы и, говоря математическим языком, многочлен какой-нибудь, но нет. Отдавай бутылку, говорю. Пошла я.
 — Ир…
 — Да нет, я ж не в претензии, сказала что не приду, а сама пришла. Разве можно красавчикам и донжуанам такие сюрпризы устраивать? Ну, сглупила, и на старуху бывает сам знаешь, что.
 — Порнуха.
 — Что-что? — вскинула она брови.
 — И на старуху бывает порнуха.
 — Ясно всё с тобой, — помотала она головой.
 Я протянул ей бутылку.
 — Ну, бывай, — кивнула она. — Не кашляй, ударник полового труда.
 — Да почему ты сразу про это…
 — Не сразу, Жаров. Не сразу. По результатам наблюдений.
 Она вышла, и я тихонько прикрыл дверь. Некрасиво получилось. Некрасиво…
 — Ой… — раздалось в другом конце коридора.
 Я обернулся. Настя выглядела растерянной.
 — А я уже на троих картошки начистила…
 — Это ничего, — успокоил её я. — Я голодный, поем за себя и за того парня.
 Картошечка удалась. Золотистая, с корочкой и тоненькими золотистыми же стружками обжаренного лука и с бело-оранжевыми островками яиц.
 — Соли хватает?
 — М-м-м…
 — Там ещё икра кабачковая, будешь?
 — У-у-у… Ох, Настя, повезёт же кому-то, да?
 — В смысле? — нахмурилась она.
 — Каждый день такое чудо употреблять.
 Она зарумянилась и снова повторила:
 — В смысле…
 Ну, да, получилось немного двусмысленно.
 — В том смысле, что такую вкусную картошку я отродясь не ел.
 — Просто вы проголодались, наверное… А почему…
 Она запнулась и замолчала.
 — Что? Почему Ирина Артуровна смылась?
 Настя кивнула.
 — Ну, она хотела со мной секреты обсудить, связанные с расследованием, а это информация секретная.
 — Я помешала, значит? Вы б сказали, я подождала бы на кухне, не стала бы мешать.
 — Ничего страшного. Заеду к ней на работу завтра.
 — А мне кажется, — сказала Настя, помолчав, — она не по служебной надобности приходила. С бутылкой, тем более.
 — Глазастая какая. Тебя бы к ней в ведомство, бандитов на чистую воду выводить.
 — Нет, бандитов я не смогла бы. Неудобно получилось, да?
 — Да ерунда, Насть. Ничего страшного.
 Она помотала головой, не соглашаясь со мной.
 — Я ведь хотела рассказать про того… ну…
 — Ты ничего не должна рассказывать.
 — Ну, нет, должна конечно. Я про «Солнечный»…
 — Я понял, — кивнул я, встал и протянул руку к радиорепродуктору. — Чего это мы в тишине, да?
 Обсуждать подробности её сердечных дел мне не хотелось. Если честно, хотелось просто упасть в постель и закрыть глаза. Радио бодро начало рапортовать:
 … по приглашению Первого секретаря ЦК ПОРП товарища Герека в Польшу прибыли Генеральный секретарь ЦК КПСС, председатель президиума Верховного Совета СССР Леонид Ильич Брежнев и министр иностранных дел СССР товарищ Громыко. Завтра они проведут встречу с Президентом Французской Республики Валери Жискар д’Эстеном. На аэродроме их провожали товарищи Андропов, Гришин, Кириленко, Косыгин, Пельше, Суслов, Тихонов, Черненко, Горбачёв, Демичев, Кузнецов, Пономарёв, Соломенцев, Долгих, Зимянин, Русаков, другие товарищи,