— Всё! На сегодня хватит. Да и вообще пока хватит, — сказал я вслух и даже улыбнулся. День выдался продуктивным.

Выключил очки, отключил запасной монитор, поел, ополоснулся в душе и с чувством выполненного долга лёг спать, радуясь, что за день успел приготовить всё для развёртывания нового лагеря.

Но утром меня встретило нечто неожиданное.

Я прилетел к Сергею, как и договаривались, в шесть утра. И ничего не предвещало беды. Всё начиналось вполне мирно: короткое приветствие, обмен парой фраз. И пока мы двигались в сторону стоянки, разговор шёл вполне себе спокойно. Однако, когда мы добрались до места стоянки, всё кардинально изменилось.

Сергея будто подменили. Лицо его стало мрачным, губы сжались, глаза прищурились.

— Ты должен был прийти сам! — Постоянно твердил он, не желая слушать никакие аргументы.

Я попытался объяснить, что это небезопасно, что моё появление может нас обоих погубить, но все мои слова летели в пустоту. Разведчик-диверсант аргументы не принимал, был раздражённый, усталый и на грани срыва.

Он оттолкнул коробку с припасами и послал меня куда подальше, сказав, что ему моя помощь больше не нужна!

От его поведения я остолбенел. В груди поднялась тяжесть — смесь обиды и тревоги. Всё, что я делал, было ради него. И вот теперь…

Теперь я понял главное: я не ошибся, когда решил не пускать его на объект. Расшатанная, истощённая войной психика делала его непредсказуемым. С таким человеком под одной крышей жить было попросту опасно.

Он ушёл своей дорогой, а я, решив, что сделал всё возможное, вернул беспилотник на объект.

Коробки и ценные вещи, перевезённые в овраг, оставил на месте. В глубине души я всё ещё надеялся, что Сергей остынет и вернётся. А если нет, то припасы собирался перевезти назад ближе к ночи.

Вечером, когда я вновь подлетел к оврагу, чтобы проверить, не вернулся ли раздражённый визави, никого там не обнаружил.

— Ну, значит, он сам выбрал свою судьбу, — сказал я себе и попытался выкинуть из головы все, что с ним было связанно.

Перевозка припасов обратно на базу заняла не более трёх часов, и вскоре, занеся в коридор последний узелок, в котором лежала туристическая надувная подушка, я закрыл за собой дверь и занялся текущими делами. По разработанному мной плану нужно было начать расчищать одно из помещений — цех готовой продукции.

Работа оказалась утомительной: лопатой выгребал землю, возил тачку за тачкой к выходу возле столовой и высыпал в длинный коридор. Вывозить землю наружу пока не решался — боялся демаскировать убежище.

Через какое-то время каждое движение начало отдаваться в спине тупой болью. Руки гудели. Работа была не просто скучной — она выматывала и даже злила. Но останавливаться было нельзя.

«Вдруг в завалах попадётся целый дрон, готовый к использованию. Тогда у меня будет запасной экземпляр. Сейчас в моём распоряжении имеется только „Семицветик“, потеряй я его — останусь слепым и беззащитным. А вот если будет ещё один, то шансы на выживание значительно увеличатся, ведь потеря одного беспилотника не будет означать конец воздушной разведки».

Однако на сердце всё это время было неспокойно. И чем больше я возил землю, тем чаще в голову лезли мысли об ушедшем разведчике.

«Как он там? Жив ли? Сможет ли выжить один, без припасов, без медикаментов? Да, кое-что, я заметил, из коробок он взял, но это же сущие крохи».

Каждая мысль словно ножом резала внутри. Я видел перед глазами его упрямое лицо, усталые глаза. И чем дольше размышлял о нелёгкой судьбе попавшего в беду человека, тем сильнее накручивал себя.

И, в конце концов, не выдержав, бросил тачку, стряхнул с рук грязь и подбежал к аккумулятору, который перед вылетом следовало установить на место.

— Ну и что, что он обиделся, — бормотал я, надевая очки управления дроном. — Ему можно обижаться. Он ранен и на грани. Я тоже на грани… но у меня хоть укрытие есть. А он там, один, среди немцев…

Я должен был его найти.

Едва дрон поднялся в воздух, включил тепловизор. Лес тянулся передо мной холодным, застывшим ковром, и только редкие точки тепла излучаемые зверями и птицами обозначали жизнь.

Я летел от места, где собирался организовать базу, петляя между кронами и стараясь не повредить лопасти винтов.

Вскоре на экране вспыхнуло яркое пятно.

«Он?»

Приблизился, но это оказался не человек. Одинокий волк стоя посредине поляны и настороженно смотрел вверх. Потом тепловизор показал ещё — целую стаю, бредущую словно тени среди деревьев. Не заостряя на них внимание, я летел дальше, рыская объективом камеры.

В корнях поваленного дерева мелькнула лиса, следом несколько зайцев, но человека нигде видно не было.

— Ну и куда же ты пропал, Сергей?.. — пробормотал я сквозь зубы.

Решил расширить зону поиска и направил дрон к ближайшим деревням. Логика подсказывала, что если он не погиб, то, возможно, пошёл искать еду или помощь там.

Начал с населённых пунктов, что располагались на востоке. Именно в той стороне среди перелесков и полей находилась деревня Никитино. Та самая, возле которой разбился самолёт, где я впервые встретил разведчика.

Приблизившись к населённому пункту, плавно снизился беспилотник к самым верхушкам деревьев, включил камеру с оптическим увеличением и стал наблюдать.

Деревня жила своей неторопливой жизнью. У сарая женщина в старом платке вешала на верёвку мокрое бельё, рядом кто-то копался в огороде. По двору бродили куры и бегала пара собак. В окне одной из изб мелькнула тень, дверь скрипнула, и наружу вышел бородатый мужчина в старом поношенном тулупе перетянутом бечёвкой и в потёртом картузе. На ногах — валенки, залатанные мешковиной.

Но не одежда привлекла моё внимание, а белая повязка на рукаве.

— Полицай… — выдохнул я.

К горлу подкатил ком.

Вскоре за ним из избы вышел ещё один — помоложе, с выбритым подбородком. Крикнул что-то в распахнутую дверь, и оба направились к сараю. Один вдруг вернулся, взял стоящее у стены ведро с водой и догнал напарника.

Первый в это время уже открыл ворота сарая. На лице мелькнуло раздражение. Он что-то выкрикнул в темноту, замахнулся ногой и пнул то, что лежало на полу, завёрнутое в солому.

— Пьяный, что ли?