И пока получается такая белиберда, что уши режет. Не помню, чтобы историки будущего писали о том, как в армии после Петровских реформ подобные конфузии случались. Может, я что-то делаю не так? Руководствуюсь тем, что нельзя через колено ломать всё старое и насаждать быстро и репрессивно всё новое. Вот только много порядка эти мои новшества в армию пока не принесли.

Я направлялся на выход из крепости. Сопровождали меня всё те же Акулов и Глебов. Если в момент получения сведений, что степняки решили поговорить, у меня проснулся энтузиазм, то сейчас он поугас. Чего они хотят? Может предложить, мол уходите, мы вас не тронем? Так глупо.

Знакомые черты лица…

— С кем я говорю? — спросил я, уже догадываясь, кто именно передо мной.

Переводчик ногайцев, бывший явно русским человеком и по виду, и по своей речи, быстро перевёл.

— Ты говоришь с беем Кучуком. И странно, отчего не знаешь меня. Я тесть твой, — сказал переговорщик.

Переводчик с неподдельным интересом посмотрел на меня, потом на бея. Для него явно было новостью то, что мы родственники.

— Не ожидал тебя здесь увидеть, достопочтенный бей. Но о чём же мне с тобой разговаривать? Разве же ты не лгал мне, разве не обещал привести своё войско под руку государя русского? Но не сделал этого. Чего ты хочешь? — спрашивал я, надменно взирая на своего тестя.

Интересный персонаж, на самом деле. В годах, но столь моложавый, что можно удивиться. Но ничто иное в нем не выдавало бея, согласно тому стереотипу, что у меня сложился в голове. Ну, если только не считать его богатые одежды и доспехи. Я то думал, что беи и другие вельможи нагайские должны выглядеть толстыми, неуклюжими, низкорослыми.

Кучук-бей был достаточно рослым, намёка на лишний вес я не увидел в этом человеке. Несмотря на то, что он был уже в серьёзных годах, как бы не под пятьдесят лет, что по нынешним временам уже очень немало, казался серьезным противником. Невзирая на свой возраст, он был поджар и явно не гнушался тренировками.

Судя по всему, это серьёзный враг. Враг? В купе с тем, как ведут и вели себя ногайцы, я мог бы заподозрить, что они скорее нейтральны. Ни одного серьезного столкновения. Ну одно-то было, да. А после нам позволили ходить по Дикому полю, словно бы по Подмосковью.

Я молчал, давал возможность сказать бею. Это он хотел разговора.

— Ты ведь не знаешь… Я перехватил вестового, который спешил тебе с новостями в крепость. Так что ты не знаешь главного… — Кучук замялся.

— Не томи меня. У меня хватает дел и в крепости, и за её пределами, чтобы тратить это время на разговоры с тобой. Я вовсе не знаю, что здесь делаю, так как разговаривать с предателями — это ниже моего достоинства.

— А ты не заговаривайся! Следи за тем, какие звуки извергает твой рот, — казалось, что оскорбился не только мой тесть, ногайский бей, но и переводчика задели мои слова.

Уж больно эмоционально он выдал перевод.

— Я жду от тебя новостей, если ты не врёшь. Но я не жду от тебя угроз. Не нужно сотрясать воздух, если ты не решил принять бой. А если такое решение есть, так нечего медлить, — сказал я.

— Сына твоего украли… внука моего. Тебе скажут, что это я, но нет… Я не крал.

У меня как будто сердце лопнуло. Начало жечь в груди. И хотелось бы возразить, потребовать не лгать, ибо это всё лишь только элементы информационной войны, но я сразу поверил в случившееся.

— Кто? — жёстко, решительно спросил я.

Приблизился ближе к бею. Настолько близко, что мог даже взять его за горло. И было острое желание это сделать.

— Кто? — повторил я свой вопрос.

— Не знаю. Украли ещё и моего старшего сына. И нынче я, желая всем сердцем прийти тебе на помощь, вынужден показывать, что воюю с тобой. Ты должен знать это.

— Ты признаешь все же наш брак с Анной? — спросил я. — Зачем красть внука твоего, если ты не признаешь его?

— Принародно говорил, что готов признать, — сказал бей и понурил голову. — Мой старший сын не оправдал надежд. Он готовил по приказу султана покушение на меня. И все у него получилось бы, случайность… На кого мне оставлять все? Да, я хотел внука. Но не украл его. Думал только об этом.

Хотелось найти причины, почему так произошло. Я тому виною стал, или же мой ногайский тесть. Если он признает брак официально, то мой сын становится наследником большой Орды, или даже не одной.

— Тогда выходит, что признаешь брак дочери своей, православной, — говорил я, судорожно размышляя, кому может быть выгодно украсть моего сына.

Что ни идея — все из области небылиц. Патриарх? Да нет же, он иначе отомстил бы мне. Кто еще?

— Нет, не признаю. Но и да, признаю внука. Я не признаю брак, я его принимаю, как данность. И вижу, что дочь моя выбрала себе не худшего из московитов. Я узнавал. Ты быстро стал тем, кто ты сейчас. Но что нам делать? Лишаться своего последнего признанного сына я не хочу, пусть даже он и отравить меня хотел. Внука я забрал бы себе, воспитал бы достойным правоверным. Но даже не представляю, как можно скрасть малого ребенка, когда он еще и под защитой государя русского, — говорил бей.

— Мне нужно узнать, кто украл моего сына. Это крымский хан? — я не хотел больше разговаривать ни на какие другие темы, кроме только о своем сыне.

— Люди в христианских черных платьях. Монахи, но среди них были одетые просто, вот они и говорили о ребенке, — сказал тесть.

— Иезуиты? — пришло мне в голову.

Скорее всего. Я же слышал и неоднократно, что представители этого ордена так и норовят в России интриговать. Словно бы есть шанс, что Россия вдруг откажется от своего православия.

— Подумай, кто может быть твоим врагом, кто с такими монахами якшается, — говорил тесть.

В голову пришла мысль… Польша. Ведь там ордену иезуитов вальготно живется. Австрия? Да нет же… Речь Посполитая. Чуйка говорила в эту сторону.

— Пропусти моих людей. Я отправлю в Москву тех, кто будет расследовать похищение, — сказал я.