— Фильм? Первый раз слышу! Наша семья точно никому ничего не поручала! — в голосе Марты звучит неподдельное удивление.

Я напрягся.

— Но этого режиссёра я знаю, он дядя моей знакомой… — продолжает она. — Дай трубку ему!

Нильс нехотя берёт трубку и вяло говорит что-то по-норвежски. Разумеется, мне ничего не переводят, но часть слов я понимаю. И, похоже, мужик оправдывается.

— Ты представляешь, Варвара, эта самка ненасытная, решила с тобой через дядю познакомиться! — на плохом русском с возмущением говорит Марта.

— Какая Варвара? — голос чуть не дал петуха, будто меня только что уличили в измене. — Та самая, которая ушла к Птибурдукову?

— Куда она ушла⁈ — Марта искренне уже на немецком не понимает. — Варвара, или Барбара, по-нашему. Она саамка по национальности и очень… любвеобильная особа. Уже снималась в фильме у дяди…

— Тьфу! Да чёрт с ней! Так мне сниматься или нет⁈ — прерываю я Марту, видя, что времени уже почти совсем не остается.

— Как сам решишь! — отвечает принцесса и предупреждает: — Но если полезешь к Барбаре… буду очень зла!

— К Варваре и близко не подойду! — торжественно обещаю я и прощаюсь.

— Толя! Ты спросил, что я делаю? — спохватывается Марта. — Да мы тут бегаем, у нас сегодня праздник спортивный…

Но в этот момент у меня буквально выхватывают трубку из рук.

— Целую! Пока! — успеваю крикнуть напоследок.

— Надо идти! — торопит атташе и тянет меня за многострадальный рукав.

Ну вот оторвут мне его сегодня, как пить дать!

Глава 12

Торопимся в зал приёма. Народу там уже — под сотню, не меньше. Стоят и фуршетные столы, на которые с голодным интересом поглядывают советские деятели культуры. Странно, что закуска на них имеется, а из алкоголя ничего нет. Только сок, минералка и прочее.

— А что, выпить не предложат? — спрашиваю я у ещё молодого, но уже усатого Никиты Михалкова.

— Так, сухой закон же не отменили, — бурчит он с видимым сожалением.

— Ну хоть шампанское бы поставили для отвода глаз, — вздыхаю я.

— Тоже верно, — прячет усмешку в усах Никита. — Для советского человека праздник без градуса — это как фильм без концовки. Вроде шли-шли к чему-то, а финал обрубили.

Мы переглянулись, поняв друг друга без слов, как два человека, которые точно знают: где-то тут, в кулуарах, у кого-то в портфеле явно заныкана початая чекушка на такой случай.

Да, борьба с пьянством ещё не завершена окончательным поражением. Вернее, она уже проиграна, но там, наверху, отказываются это признавать и ещё бодро рапортуют про трезвость масс. Хотя мне-то что? Пить я не хочу, есть — тоже. Задачу-минимум выполнил — с режиссёром поговорил. Но уйти сейчас не могу — надо дождаться приятеля Хокона.

Тем временем выясняется, что моего нового знакомца из музея — того самого Зубова — будут чем-то награждать! Вообще, в зале много деятелей культуры. Кроме норвежского режиссёра, например, есть ещё один режиссёр, хотя сейчас он больше актёр — этот самый Михалков. А за роялем сидит наш знаменитый пианист. Ну, мне он, конечно, неизвестен, но другие его выступление слушают с трепетом.

Речь сменяется речью, выступление — выступлением, а я стою в углу, старательно прячась за колонну, чтобы не выглядеть клоуном со своим норвежским орденом, который, как назло, привлекает к себе излишнее внимание. И вдруг, сквозь гул голосов и тоскливое бренчание пианиста, слышу:

— А давайте попросим высказаться на эту тему известного спортсмена, олимпийского чемпиона и кавалера ордена Заслуг первой степени господина Штыбу!

Голос посла Норвегии, господина Йоханнесена, звучит громко, чётко и абсолютно беспощадно.

«Какую тему⁈ И почему, собственно, меня⁈» — крутятся в голове мысли.

Чувствую, как внутри меня нарастает паника, ведь я прослушал, о чём трындели тут остальные. И что делать? Теперь я окончательно у всех на виду, и даже те, кто до этого и понятия не имел, кто тут такой Штыба, теперь по направлению чужих взглядов безошибочно вычислили, что Сыроежкин… тьфу, Штыба — это я!

— Товарища, а не господина, — строго поправил я, подходя к микрофону, всё больше и больше набираясь уверенности, граничащей с наглостью.

Ну а о чём тут ещё могли говорить? Конечно же, о роли культуры в международных отношениях!

— Господа и дамы! Товарищи! — бодро начал я. — Как известно, у людей в разных странах много общего: люди хотят есть, пить, любить друг друга, иметь детей… Хотят мира над головой.

Говорю с пафосом, нараспев, делая паузы, чтобы переводчик успевал переводить на норвежский, а публика могла впитать мысль. Краем глаза сканирую зал. Судя по выражениям лиц, я иду в правильном направлении. Дальше главное — не сбавлять темп и красиво закончить.

— Но кроме базовых материальных потребностей, у людей, как у высшего творения природы, есть и духовные потребности, — продолжаю я. — Люди хотят читать интересные книги, смотреть зрелищные фильмы, слушать хорошую музыку…

Оп-па! А вот сейчас я вижу на мордах, обращённых на меня, некоторое непонимание… Похоже, не про культуру меня позвали вещать.

Думай, Штыба. Думай, башка — шапку куплю! Эврика! Я же депутат, блин! Наверное, про Перестройку и Съезд!

— Как вы знаете, сейчас в нашей стране проходит Съезд народных депутатов…

М-да, похоже, опять не то. Понимаю, что несу чушь не по теме, но отступать поздно.

— Свободные, альтернативные выборы — это главная заслуга Перестройки и лично руководителя нашей партии Михаила Сергеевича Горбачёва!

Оцениваю реакцию. Одобрение вижу лишь на мордене какого-то посольского со стороны СССР, наверное, начальника. А вот бывший пират… тот вообще пальцем себе по горлу щёлкает. Сука, он что, намекает, что я бухой⁈ Хотя… стоп, вряд ли.

Пытаюсь срочно спасти ситуацию:

— Среди других инициатив нашей партии в приоритете и борьба с пьянством! — ляпаю я уже наугад, чтобы хоть как-то вырулить, вспоминая что на столах нет алкоголя.

И — о чудо! Посол Норвегии с привычным уже именем Олаф и странным отчеством Бухер светлеет лицом, а мой спаситель Леонид Евгеньевич, помогая мне, поднимает палец вверх!

— Спасибо, что выручили, — шепнул я Зубову после пятиминутной импровизации на тему «Алкоголь и советский спорт