Я выхожу во двор и, расспросив бойцов, не видел ли кто водителя кобылы, иду в указанном направлении.

— Кузьмич, ту где? — зову я старого служаку, зайдя в сарай, где у нас была оборудована конюшня.

— Тут я, товарищ командир, — откликается он, подходя ко мне, — лошадей обиходю.

— Кузьмич, ты свой район хорошо знаешь? Меня интересует Смоленское шоссе и мост через Межу. — С места в карьер перехожу я.

— Ну как тебе сказать, товарищ командир, дорогу знаю, мост знаю, да и по району я хаживал.

— Тогда пошли, тебя взводный зовёт, жду тебя возле хаты, — говорю я, вспомнив про ещё одно неотложное дело.

По пути к дому нахожу дядю Фёдора и нарезаю ему следующую задачу.

— Вот смотри Федя — показываю я ему немецкий винтовочный патрон. — Видишь зелёное кольцо вокруг капсюля?

— Да, вижу.

— Это патрон с основной пулей и у нас их много. Но для стрельбы по самолётам нам нужны бронебойные, зажигательные, а также трассирующие боеприпасы. Мысль улавливаешь?

— Бронебойные я знаю, у них красное кольцо и тоже вокруг капсюля.

— Молодец. Сейчас перебираешь все трофейные патроны, те что с обычной пулей не трогаешь, а которые отличаются по цвету и по меткам, сортируешь по мастям и откладываешь в сторону. Потом методом научного тыка определим, где какие. Да и ленты набитые перебери, вдруг немцы за нас часть работы сделали.

— Понял, только мне это, одному и до утра не управиться.

— Ну так припаши кого-нибудь из пулемётчиков, скажешь, я приказал. Емелю с собой возьми, он точно поможет, и перебрать, и припахать. — Федос уходит, а я иду к дому «офицеров», где меня уже дожидается Кузьмич, при полном параде с трофейным карабином на плече.

— Товарищ капитан, вот привёл, — показываю я на бойца и отхожу немного в сторону.

— Красноармеец Кузьмин, — представляется он, вытянувшись во фрунт.

— Карту читать умеете? — спрашивает ротный, обращаясь к Кузьмичу.

— Так точно, ваше бла… товарищ капитан, — отвечает он, сбившись, но поправившись в конце.

— На империалистической воевал⁈ — спрашивает Алексеев.

— Так точно, с четырнадцатого году, товарищ капитан.

— Ну, тогда ладно, — машет рукой командир. — Проходите к карте оба, — приглашает он нас.

— Меня интересует вот этот мост, и по какой дороге в этот район добраться, сразу скажу, шоссе не подходит, оно перехвачено немцами, так что остаются просёлки которые на карте-то есть, а вот есть ли они на местности и можно ли по ним проехать, вот в чём вопрос. — Кузьмич долго водит пальцем по карте, читая и узнавая знакомые названия сёл и деревень, а потом спрашивает.

— А откуда, и на чём ехать будете? А то ежели на конях, то проехать можно почти везде, а если на технике, то только в паре мест и проедешь.

— На технике, — что-то вспоминая, на автомате отвечает Алексеев. — А ты не из Ильинских ли мужиков будешь, вместе с которыми мы на высоте воевали?

— А я думал вы меня и не признаете, товарищ капитан. Егор Сергеич нас тогда позвал с окопами помочь, а увидев, что вас всего ничего, мы с вами и остались.

— Точно, а без бороды и гражданской одежды, тебя трудно признать Кузьма Кузьмич, — видимо припомнив кое-что говорит ротный, — да и помолодел ты сразу годков на десять, после того как её сбрил.

Я чуть не заржал, когда вспомнил знаменитую фразу «Володька, ты зачем усы сбрил?», так что пришлось отвернуться и сделать вид, что закашлялся. Переждав мой приступ «бронхита», капитан продолжил обсуждать боевую задачу, но уже более конкретно.

В результате мозгового штурма, совместными усилиями наметили два возможных маршрута для движения колонны техники, и капитан Алексеев, приказав нам далеко из расположения не отлучаться, ушёл в штаб батальона.

— И что это было? — спрашиваю я у Ивана, когда мы отпустили Кузьмича.

— Я и сам толком не понял, но скорее всего наш отдых заканчивается и скоро опять в бой.

— Это-то я и сам понял. А что-нибудь конкретное капитан тебе разве не сказал?

— Нет, отделался общими фразами и намёками.

— Тогда я пошёл, а то у меня тут дело образовалось. Бойцов я озадачил, но надо проконтролировать.

— Иди, занимайся, а я чуть позже подойду, посмотрю, что ты там опять наколобродил.

Выйдя из дома, я застаю следующую картину. Все свободные от наряда и работы бойцы взвода, как Золушки, перебирают трофейные маузеровские патроны 7,92×57, отделяя зёрна от плевел. То есть обычные, самые распространённые патроны с тяжёлой пулей, от прочих. До этого мы стреляли из трофейных карабинов и пулемётов всем, что попадалось под руку, особо не заморачиваясь какие там пули: лёгкие, тяжёлые, бронебойные или зажигательные, летит и ладно. Только пулемётчики держали про запас кекс с лентой на пятьдесят бронебойных патронов, на всякий случай, но и её отстреливали, когда кончались боеприпасы. Пользовались также услугами немецких набивальщиков, которые снаряжали ленты по своему усмотрению, а мы отбирали у них эти трофеи. А вот для стрельбы по самолётам такой подход не годился, нужны были совсем другие боеприпасы, причём разные, как трассеры, так и пристрелочные, а также бронебойно-зажигательные. Вот их-то сейчас и искали наши ЗолушкИ, от слова ЗолушОк, потому что все сортировщики, были мужского пола. Пулемётчикам же оставалось только снаряжать пустые ленты обычными патронами и укладывать их в короба и круглые магазины (кексы).

— Ну, как успехи? — спросил я у Фёдора, когда подошёл ближе.

— Да вот работаем, — ответил он, не прекращая набивать ленту патронами.

— Вижу, что работаете, — а точнее можешь сказать, сколько и чего насобирали?

— Бронебойных и трассирующих, почти по полному ящику, а вот остальных немного.

— Ладно, пойду ещё в каптёрке у себя посмотрю, а вы продолжайте, да и несколько пустых лент оставьте, будем их против самолётов снаряжать.

Когда я зашёл в свою каптёрку, которая по совместительству была ещё и складом трофейного снаряжения и боеприпасов к стрелковому оружию, то пришлось запалить керосиновую лампу, так как на улице заметно потемнело, и ночер уже вовсю вступал в свои права. В кладовой дома места стало гораздо больше, Федя вытащил практически все трофейные боеприпасы, которые хранились в пустой таре из под снарядов, но кое-что забыл. Убрав всё