— Слова… И что за ними? Но если вы пришли за тем, чтобы помочь мне и Речи Посполитой, то я готов слушать и даже одарить, если полезными будете, — сказал польский посол.

Какой наивный польский парень! Вот так вот просто он решил меня завербовать? Или в это время подобное возможно?

— Я радею лишь о благе своего Отечества. Если помощь вам, ясновельможный пан, не вредит моему Отечеству, так почему же не помочь? — отвечал я.

— Мне? Помочь? — усмехнулся посол.

— А разве у рода Сапег нет врагов? Разве уж не Огинские создали союз с Пацами и с иными родами против вашего рода, ясновельможный пан? — с лукавым прищуром спрашивал я.

На самом деле я не знал, вернее, не помнил, когда случилась эта гражданская война и практически весь род Сапег вынесли «в чистую». Помнил, как говорил экскурсовод, а я вполуха слушал, думая, скорее, о том, что рядом нет ни одного кафе, чтобы перекусить. Так что и уловил лишь то, что гражданская война закончилась полным поражением Сапег. Более того, руины, по которым и водила нас женщина-экскурсовод, были именно с тех времён так и не восстановлены.

Белорусы, конечно, почти с нуля начали строительство былого великолепного дворца в Ружанах, но частью его оставляли именно руинами. Ведь они также свидетельствуют об истинной истории.

— Я удивлён, что ты, полковник, столь сведущ о делах рода моего и державы моей. Но не изволь беспокоиться. У рода Сапег хватит сил и воинов, как и покровительства короля, чтобы выстоять, даже если все знатные роды Литвы ополчатся против нас, — в духе пресловутой шляхетской гонорливости отвечал мне Сапега.

— Я советчик не вечный. А предлагаю тебе обучить своих личных воинов, защитников рода твоего, здесь в Преображенском. Уж собственных крепостных для этого ты найдёшь. И обучаться они будут вдали от глаз твоих врагов. Да так, что для них станет великой неожиданностью то, что у тебя появятся достойные солдаты, — быстро, словно скороговоркой, чтобы не успел меня перебить Ян Казимир, сказал я.

Он посмотрел на меня изучающим взглядом, обвёл с головы до ног. Но усмешки я не увидел — испарилась шляхетская спесь. Видимо, я всё-таки правильно рассчитал, и Сапега может заинтересоваться моим предложением.

— А знать об этом буду только я. Ну и государь, от которого у меня нет тайн. И тебя никто за это не станет принуждать ещё к чему-либо, кроме как к тому, что ты нынче же заключишь мирный договор с моим Отечеством, — сказал я.

Объяснять представителю магнатского рода, который сейчас наиболее силён в Речи Посполитой и ещё больше усиливается, что именно я имею в виду, не приходится. Сапега и сам должен понять, что ничего крамольного в том, чтобы его солдат обучали где-то, пусть даже и в России, нет.

По сути, он ведь может нанять лишь отряд наёмников хоть бы и в России. И если это не будут русские войска, то почему бы и нет?

На фоне того, что вчера было продемонстрировано на учениях польскому и австрийскому послам, моё предложение звучало вполне рационально.

— И что же ты хочешь? — с задумчивым видом спрашивал Сапега.

— Ведь тебя имперцы уговаривают принять наше предложение. Так прими его. А ещё, если на то потребуется, то пусть бы русский отряд, если понадобится, прошёл бы через польские земли выручать австрийцев. Ну это когда под Веной османы стоять будут, — сказал я.

— Я подумаю об этом, — сухо сказал Сапега, а потом с интересом посмотрел на меня. — А османы будут стоять под стенами Вены?

— Уверен, как и то, что ваш король придет на помощь, — улыбнулся я.

Я поклонился, понимая, что разговор закончен. Свои «закладки» я сделал. И, судя по тому, что Сапега не рассмеялся мне в лицо, даже будучи спесивым и гонористым, он прекрасно понимает, что враги у него имеются, и что они сильны, если только объединят свои усилия.

А ещё логично было предположить, что если бы Сапега стал масштабно готовиться к войне, обучать воинов, закупать дополнительную артиллерию, то это обязательно стало бы весьма интересным фактом не только для клановых разборок. Сам король Ян Собеский мог бы заинтересоваться вопросом.

Ведь в распоряжении короля Речи Посполитой как было не слишком большое войско, так никто и не прибавил солдат. И усиление любого магнатского рода, значительное увеличение клановых войск обязательно вызвало бы негодование у короля. Как минимум, правителю Речи Посполитой следовало бы обратить внимание на другие роды, чтобы иметь и с ними хорошие отношения и надеяться на то, что они не позволят кому-то усилиться сверх допустимого.

Так что я покидал усадьбу Матвеева, временно «оккупированную» польским послом, с уверенностью, что уже на следующем раунде переговоров польская сторона пойдёт на уступки и согласится с условиями России.

Курочка по зёрнышку клюёт, а вода камень точит. И думаю я, что уговоры польского посла Яна Казимира с разных сторон и под разным углом возымеют должное действие.

* * *

Москва, Кремль

7 октября 1682 года

Боярская Дума одновременно радовалась и негодовала. Эмоций было столько, что могло показаться, будто бы воздух стал плотнее. Хотя на самом деле так и было: окон никто не открывал, а заседание длилось уже третий час. К тому же печи были натоплены необычайно жарко, а некоторые бояре были одеты в тёплые кафтаны.

— Это успех! — говорили в одном углу Грановитой палаты.

— Это позор! — говорили в противоположном углу помещения.

Казалось бы, невозможно разобрать, кого больше: возмущающихся или выражающих радость. Впрочем, почти каждый боярин мог начинать заседание Думы с радостью, а потом огорчаться и возмущаться. Иные делали всё с точностью до наоборот, переходя от негодования к счастью.

— Слово государево! — постарался грозно сказать Пётр Алексеевич, но голос предательски дал петуха.

Между тем, бояре уставились на царя. Они уже привыкли к тому, что на Боярской думе нет государя. Ведут себя обычно в бурноцветии криков, склок, порой чуть ли не бороды друг другу выдирают, если вопрос задевает чьи-то интересы. И не хватает даже вот такого, с переходом на визг, голоса царского. Но чтобы никто не мог прямо к седалище послать.

— Патриарху передайте, что видеть его больше не желаю! — ещё пуще разозлившись от того, что вместо басовитого голоса получился визг, говорил