Так что некоторых реакционных сил нужно бы в России поменьше, иначе ни одна из реформ не будет внедрена полноценно. А ждать покорно смерти Иоакима, ничего не внедряя уже сейчас — это так себе идея.

К рассвету мы были в Преображенское, в церковь. Игнат был жив, но, судя по тому, что не мог встать и быть на венчании, всё равно ему было плохо. Ничего, будет отмщён. И, может, то, что его, по сути, приёмная дочь Анна всё-таки выходит замуж и станет полноценной женой далеко не последнего человека в Русском царстве, поможет в излечении старика.

Еще бы Иннокентий вспомнил последовательность обряда.

Глава 5

Преображенское.

10 сентября 1682 года

— Венчается раба Божия Анна рабу Божию… — басил Иннокентий.

Я стоял, будто бы мальчишка. Волновался, подкашивались ноги. Свеча в руках подрагивала. Не думал, что подобное мероприятие, да ещё такое спонтанное, вызовет бурю эмоций. Принимал решение осознанно, без лишних переживаний. А тут гляди-ка!

Искоса всё посматривал на Анну, будто бы в лишний раз убеждаясь, что сделал правильный выбор. Не встречал я в этом мире более красивую женщину. Уверен, что не смогу подобные эмоции и чувства испытывать рядом с другой.

Она успела обрядиться в красивое платье на русский манер. Это тот случай, когда даже целомудренное, казалось бы, мешковатое платье выглядело совершенным. Головной убор из шелковой красной ленты дополнял какого-то шарма. Или просто я люблю эту женщину и чтобы она не одела, красивее ее нет.

Анна дрожала. Она уставилась в одну точку и, казалось, что не моргала. Застыла, словно бы испуганное изваяние. Ее голова иногда чуть проседала. За пышным платьем не было видно, как подкашивались ноги моей любимой женщины, из-за этого и голова периодически резко опускалась. Любимая женщина? Да, но уже и не только… Жена!

— Будьте же мужем и женой. Помните, что жена — суть есть тень своего мужа. И не будет оного — и тени не станет, — наставлял отец Иннокентий.

Рядом с ним стоял настоятель храма Преображения Господня, а, по сути, небольшой часовенки, поставленной в месте основной дислокации потешных полков, отец Иоанн. Стоял и кивал головой, соглашаясь со всеми словами Иннокентия. Его разбудили сильно за полночь. И понятно, что нарушали каноны, и вообще, так не поступают. Но… Иоанн ничего не сказал. Он открыл храм и вот мы тут. Но венчал Иннокентий.

А этот соловьём заливался. Дорвался до проповеди. Видимо, соскучился на своей тёмной работёнке по службе церковной. Забыл, что прежде — он слуга Божий.

Это я уже потом, когда началось само венчание, понял, что потребовать с Иннокентия, чтобы именно он нас обвенчал, — была отличная идея с двойным дном. Когда патриарх узнает об этом, то вряд ли похвалит своего помощника. А у Иннокентия будет больше мотивации, чтобы не выгораживать владыку. Пока еще владыку…

Впрочем, этот скользкий уж, или даже червь, найдёт возможности и нужные слова, чтобы выкрутиться, выскользнуть.

Мы выходили из церкви, а некоторых так оттуда и выносили. С переломанными рёбрами и со сломанной ногой Игнат всё-таки выжил, был вполне в сознании, но по объективным причинам сам ходить не мог. Но ещё больше он не мог позволить себе пропустить подобное мероприятие, когда его, почти что приёмная дочь, Аннушка, выходит замуж. Так что я своим решением послал пять стрельцов и на носилках Игната привезли.

Было видно, что ему больно, немец-врач, приехавший с ним, не прекращал бурчать, что так нельзя, и что может быть даже и смерть. Но… Бывший шут удивлял своей мужественностью, характером. Нет, ну после меня конечно, того человека, которому я безоговорочно могу доверить свою жену.

Когда мы выходили из церкви, Анна сжимала мою руку так, что я подумывал, что не каждый из моих бойцов обладает подобной силой. А когда у крыльца, чуть ли не силой распихав всех собравшихся, нам перегородила дорогу матушка, мои кости на ладони захрустели, словно бы попав в тески.

— Как-то всё не по-людски! — сказала заплаканная мама. Потом она обратилась к Анне: — Иди ко мне, дочка! И не страшись более меня. Перед Богом ты мне уже дочка.

Мама троекратно расцеловала свою невестку, потом обняла её, меня… расплакалась пуще прежнего, махнула рукой и отошла в сторону. Последовали и другие поздравления. Да, здесь-то и присутствовали только мои близкие родственники. Еще и Никодим, ставший уже почти родственником, Прохор, Игнат. Только лишь взяли одну женщину из царского терема в Преображенском. Так было положено для службы.

— Но всё, друзья, нынче мы к себе! А буде решишься, матушка, пир скликать, так у меня потом спроси. Думаю, что кое-какие знатные гости на тот пир придут, — сказал я, взял свою тень… жену, конечно.

Держась за руки, но уже не так, что нужно было думать о переломе костей, а нежно, мы стремительно отправились в усадьбу. Словно бы боялись что-то не успеть, куда-то опоздать.

Не то чтобы мне очень уж приспичило организовать первую брачную ночь. У нас таких ночей с Анной уже было предостаточно, о чём свидетельствует и её растущий животик.

Невыносимо сильно захотелось остаться наедине. И даже не важно, будет ли между нами физическая близость. Хотелось побыть рядом, поговорить, посмотреть друг другу в глаза. Не скажу, что произошло какое-то значительное перерождение меня, что я ощутил изменения. Нет, но я понял, когда узнал о той опасности, что грозила Анне, насколько же я боялся её потерять.

Так повелось, что мы часто не ценим тех людей, которые рядом с нами, что наполняют нашу жизнь смыслами. Считаем, что это всё норма, так будет всегда. Но вот происходит несчастье, или судьба разделяет, и понимаешь… ты потерял частичку себя. Я терять себя не собираюсь. Так что теперь Анна будет под еще более плотной охраной, когда меня не будет рядом.

Наша первая брачная ночь была такой, словно мы ещё ни разу не были вместе, и что никогда не прикасались к друг другу. Это не была страсть, та, всепоглощающая, основанная на животных инстинктах. Это была любовь. Я словно бы боялся трогать жену, как будто бы она не земная.

Вот дотронусь и… Развеется