Я тихо встал и отошел от шумного стола. Подошел к нему.

— Хёвдинг Ингвар? — произнес я тихо. — Я видел, вы привезли раненого.

Старик медленно поднял на меня глаза. В них не было доверия, лишь усталая боль.

— Мой сын, — сипло произнес он. — Проколол ногу ржавым шипом во время облавы на волков. Рана почернела. Дух гнили уже коснулся его.

— Можно взглянуть?

Он молча кивнул и повел меня в небольшую каморку рядом с залом, где на грубых носилках лежал его сын. Юноша бредил, его лоб пылал. Я стянул грубое одеяло с его ног. Вонь ударила в нос — это был тошнотворный запах гангрены. Нога ниже колена была черной, распухшей, с сочащейся жидкостью из раны.

Знания из прошлой жизни кричали: ампутация, или смерть. Но здесь и сейчас это было не к месту.

Я не стал ничего лечить. Не стал давать ложных надежд. Я лишь внимательно осмотрел рану, затем поднял взгляд на Ингвара.

— Нужно постоянно промывать рану кипяченой водой с большим количеством соли. Искать желтые цветы, тысячелистник, заваривать крепко и промывать тоже. Менять повязки каждый день, сжигая старые. Это не спасет ногу, — сказал я прямо, — но поможет оттянуть смерть. Пусть боги дадут ему силы.

Ингвар посмотрел на меня, и в его глазах блеснуло уважение к прямой правде.

— После тинга… — прошептал я еще тише. — Найди меня, и я смогу помочь.

Я без оглядки вышел обратно в шум зала. По спине хлестали взгляды нескольких бондов — они наблюдали за этой немой сценой. Я ничего не просил. И ничего не обещал. Я просто показал, кто я есть, и, возможно, заручился поддержкой еще одного человека.

Пир был в самом разгаре, когда дверь распахнулась и впустила порыв холодного ночного воздуха. В проеме, окутанный дорожной пылью, появился человек. Он был одет как зажиточный купец — в добротный плащ, подбитый мехом. В руке он крепко держал дорожный посох. На его лице вяло плясали тени усталости, но глаза были зоркими и умными.

— Торстейн! — раздался чей-то радостный возглас из зала. — Смотрите, Торстейн-Купец вернулся!

Бьёрн жестом подозвал его к себе. Торстейн поклонился конунгу, а затем обернулся к собравшимся. Шум постепенно стих. Все знали: новости от Торстейна часто стоили больше, чем добыча с целого похода.

— Конунг! Хёвдинги! Друзья! — его голос, привычный к торгу, звучно разнесся по залу. — Я только что с востока. Из земель Ульрика Старого, из Альфборга.

Наступила тишина. Все знали о болезни старого ярла и о напряжении в его владениях.

— Торговать там ныне — дело неблагодарное, — продолжал Торстейн. — Ярл не встает с ложа. Дыхание его слабо, как шепот осеннего ветра. А сыновья его… — купец помолчал для драматического эффекта, — как стервятники, делят еще живое тело его удела. Дружинники пьют в тавернах, не зная, кому будут служить завтра. Народ ропщет. Ждут, чья возьмет.

Зал замер. Картина была ясна и предсказуема: междоусобица, слабость, легкая добыча. Я видел, как Сигурд усмехнулся в усы, его пальцы сжали кубок.

Но Торстейн на этом не закончил. Он сделал паузу и обвел зал взглядом, чтобы убедиться, что все его слушают.

— … И ходят упорные слухи, — произнес он тише, — что младший сын, Торгнир, уже посылал гонцов к Харальду Прекрасноволосому.

В зале будто выключили звук. Даже потрескивание поленьев в очаге стало громким.

— Малец предлагает тому Буян в обмен на войско против своего брата, — добил Торстейн.

Тишину взорвал оглушительный гул. Угроза из гипотетической, далекой, превратилась в прямую, осязаемую и уже почти реализованную. Альфборг был не просто соседней проблемой. Он стал кинжалом, уже занесенным над нашей спиной. Харальд получал не просто союзника — он получал плацдарм у наших границ.

Я посмотрел на Бьёрна. Его лицо оставалось непроницаемым, но я видел, как сжались его кулаки, лежащие на столе.

На следующее утро каменная площадь Тинга была запружена народом. Люди стояли плечом к плечу — бонды, воины, ремесленники, даже женщины и дети столпились на окраинах. Воздух гудел от сдержанного говора.

В центре, на невысоком холме, лежал древний, испещренный рунами камень- символ закона и справедливости, наследие предков. Рядом с ним стоял Бьёрн в полном боевом облачении, теперь уже с мечом у пояса. По правую руку от него выстроились старейшины, почтенные седовласые мужи. По левую — годи, он прятал свое лицо в глубокий капюшон.

Бьёрн поднял руку. Гул стих, уступая место напряженной тишине.

— Мы собрались здесь не только для суда над мелкими спорами! — его голос врезал по тишине как стенобитный таран. — Мы собрались, потому что к нашему порогу пришла Беда! Враг точит меч у наших границ!

Он сделал паузу, ветер колыхнул его огненные кудри.

— Харальд Прекрасноволосый, конунг Запада, уже не скрывает своих намерений! Его флот растет с каждым месяцем! — Бьёрн кивнул своему херсиру, начальнику разведки. Тот вышел вперед и сухим, бесстрастным голосом стал зачитывать цифры: сколько драккаров видели у западных островов, сколько воинов собирается под знамена Харальда. Цифры были пугающими. Война из вероятности превращалась в неизбежность.

— Но это еще не все! — продолжал Бьёрн, когда херсир закончил. — Как вы слышали, беда приходит и с востока! Альфборг, удел нашего соседа и бывшего противника Ульрика, слабеет! Его сыновья, ослепленные жаждой власти, готовы продать землю предков тому, кто предложит больше! Они готовы впустить Харальда к нам в тыл! Вопрос не в том, быть ли войне. Вопрос в том, как нам выстоять!

Он обвел взглядом площадь.

— Мой первый вопрос к тингу: что делать с Альфборгом?

Слово попросил Сигурд. Он вышел на открытое пространство перед камнем, его фигура дышала мощью и уверенностью.

— Что делать? — его голос прозвучал громко и презрительно. — Слабый должен быть поглощен сильным! Пока эти щенки грызутся за кость, мы должны действовать! Выступим сейчас же! Возьмем Альфборг штурмом, пока их стены не укрепили наемники Харальда! Мы заберем их земли, их железо, их женщин! Сила — вот единственный язык, который они поймут!

Его простая и кровожадная речь нашла отклик у многих воинов. Раздались одобрительные крики.

Не знаю, почему я это сделал… Наверное, просто не хотел очередной бойни. Я вышел вперед, чувствуя, как сотни глаз царапают мне спину. Сигурд бросил на меня презрительный взгляд.

— Сила — это не только меч, — начал я, и мой голос, к счастью, не дрогнул. — Я видел земли Ульрика. Вернее, я видел его народ. Народ, измученный болезнью ярла и поборами его сыновей. Они не хотят войны. Они хотят порядка и хлеба.

Я обратился к