и из него однин за другим вышли три странных серовато-зеленоватых человечка: тщедушные, ростом – метра по полтора, с головами в форме перевёрнутой груши и огромными чёрными безжизненными глазами. Двое из них взяли моего собеседника под руки и затолкали в зелёный шар, а третий остался, да так и впился в меня колючим внимательным взглядом. И чувствую: пытается он ко мне в мозг залезть, память мою прощупать. Аж до мозжечка, словно лучом, гад, пронизывает. Ощущение, скажу я тебе, не из приятных. Только и мы не лыком шиты. Я через всю войну прошёл, в плену побывал, бежал, меня фашист поганый расколоть не сумел, а тут какая-то вшивота мелкая распоясалась. «Врёшь, – думаю, – шелупонь инопланетная, сопе́ль зелёный, нас голыми руками не возьмёшь и на хромой козе не объедешь!» Собрал волю в кулак и стал думать не о тетрадке, а о том, как было бы неплохо пострелять сейчас из пистолета по всяким зелёным мишеням, и что страсть люблю я это делать, особенно по вечерам. Короче, отстал от меня зелёный брат по разуму, юркнул в шар, и исчезли они все, словно растворились в воздухе.
В раздумьях побрёл я восвояси, и вижу, чуть поодаль стоит сержант американский, Джон, и лицо у него белое, как та луна, что из-за леса вышла. И понял я: слышал Джон наш разговор, а был он поляком по национальности и довольно сносно знал русский язык. Подошёл я к нему, а его аж трясёт, так появление инопланетян на него подействовало. «Джон, ты успокойся, – говорю. – Инопланетян не видел никогда, что ли?» «Нет, – отвечает, – и сейчас я тоже ничего не видел и не слышал, можешь быть спокоен, и делай то, что должен, поскольку если то, чего я вообще-то не слышал, правда, то этому обязательно нужно помешать. А я буду молчать, как рыба: за самовольный контакт с вами нас и так большая взбучка ждёт. Полковник на нашего лейтенанта так орал по радиостанции, что та чуть не взорвалась от напряжения. Если же я про эту встречу расскажу, меня в сумасшедший дом упекут, а то и куда похуже». Хлопнул я его по плечу, не дрейфь, мол, сержант, прорвёмся, а у самого на душе жирные кошки скребут. «Как же, – думаю, – я тетрадку начальству понесу? Расскажу всё как есть – сумасшедшим сочтут, а совру, что американцы дали – то, пожалуй, и в шпионы запишут». Ночи не спал: думал, как быть. Но через несколько дней всё разрешилось само собой. Часть нашу срочно перебросили в Чехословакию: началась Пражская операция, и фашистскую гадину нам пришлось добивать в мае сорок пятого уже после официального подписания немцами капитуляции. Там геройски погиб мой товарищ Андрей Николаев, а, поскольку он вместе со мной был на той встрече с союзниками и потом даже ездил к ним в штаб в группе наших офицеров с ответным визитом, решил я представить всё так, что это якобы он отдал мне тетрадь перед боем, а ему, в свою очередь, передал её кто-то из американцев.
С этой версией я и пошёл к начальству. И тут меня взял в оборот «Смерш». Допрашивали долго и тщательно, сначала в полку, потом в дивизии. Допытывались, кто из американцев передал тетрадь Николаеву, даже хотели сотрудничество с американской разведкой на меня повесить. Но я твёрдо стоял на своём: упрямо твердил, что Николаев тетрадь мне перед атакой отдал, но фамилию американца не назвал. Мол, времени не было, почти сразу же пошли в бой, где он и погиб. А больше, извините, ничего не знаю. В общем, трепали меня долго, но в итоге отпустили, взяли подписку о неразглашении, демобилизовали и отправили домой.
Больше об этой истории я ни с кем не говорил. А недавно прочитал я где-то про сержанта того американского: вроде он долго потом у себя в городе раздавал прохожим листовки с призывом уничтожить ядерное оружие, и умер он от рака перед самой нашей перестройкой. И подумал я, что и мне уже немного осталось, и решил тебе эту историю рассказать: не могу унести тайну с собой в могилу». Сказал он это, будто в воду глядел: примерно через полгода родители в телефонном разговоре сообщили мне, что деда не стало – остановилось cердце.
С тех пор уж немало воды утекло. Летят годы, уходят поколения, помнящие ту страшную войну. Сегодня мир гораздо ближе к ядерному безумию, чем тогда. В тот раз усилиями многих людей, известных и не очень, апокалипсис удалось остановить. Однако опасность не миновала, и если не сделать это теперь, то впереди нас ждёт «большая зачистка». Где-то далеко в недрах космоса таинственно мерцает серебристой насечкой вселенское ружьё. Оно молчит. Пока молчит. Но, как известно, ружья всегда стреляют в финале.
Фамилии вымышлены, совпадения случайны.
Фамилии вымышлены, совпадения случайны.
