— А вот здесь, — он перешел к соседнему щиту, — контроль подачи газа и воздуха. Система поддерживает оптимальное соотношение. Экономия топлива — двадцать процентов.

Сорокин, не отрываясь от логарифмической линейки, быстро производил расчеты:

— При текущих ценах на газ это дает экономию около тысячи рублей в сутки. Только на одной печи.

В центральной диспетчерской дежурный инженер спокойно следил за показаниями приборов. Раньше здесь суетились пять человек, постоянно выбегая в цех для проверки.

— Главное преимущество — стабильность процесса, — пояснял Величковский, слегка вытянув шею. — Человек устает, теряет внимание. А автоматика работает с абсолютной точностью круглые сутки.

На световом табло загорелась зеленая лампочка — печь готова к выпуску плавки. Раньше сталевар определял готовность, беря пробы металла. Часто ошибался, пережигая сталь.

— За прошлую неделю, — доложил мастер Лебедев, сверяясь с журналом, — ни одной бракованной плавки. Такого у нас еще не было.

В углу диспетчерской работала гордость Бонч-Бруевича — система передачи изображения. На матовом экране электронно-лучевой трубки можно было видеть внутренность печи. Оператор контролировал процесс, не подходя к раскаленному зеву.

— А это, — Зотов указал на ряд самописцев, — полная запись всех параметров плавки. Теперь мы точно знаем историю каждой партии стали. Можем анализировать, улучшать технологию.

Величковский взял одну из диаграммных лент:

— Невероятно! По этим записям я могу точно определить химический состав стали. Даже не беря проб. Просто по характеру кривых. Где такое видано?

Я посмотрел на доску показателей. За неделю работы автоматики производительность выросла на тридцать процентов. Расход топлива снизился, качество металла стало стабильным.

— И ведь это только начало, — Зотов горящими глазами смотрел на пульт управления. — Можно автоматизировать загрузку шихты, разливку стали… Представляете, целый завод под управлением одного диспетчера!

В этот момент в цехе начался выпуск плавки. Раньше это была сложная операция, требующая виртуозного мастерства сталевара. Теперь автоматика плавно открыла летку, и поток металла хлынул в ковш. Точно по графику, точно заданной струей.

В центральную диспетчерскую влетел размашистый грузинский акцент Серго:

— Ну, где ваше чудо техники? Показывайте!

Орджоникидзе, в распахнутом пальто с каракулевым воротником, стремительно вошел в помещение. За ним спешили сотрудники наркомата в кожаных тужурках, щелкали затворы фотоаппаратов «Фотокор».

Я слышал, что он придет, но не думал, что так неожиданно. И так быстро.

— Прошу к пульту управления, Серго Константинович, — я указал на центральное место диспетчера. Ну ладно, раз пришел, пусть посмотрит. — Отсюда можно контролировать все процессы плавки.

Бонч-Бруевич, чуть смущаясь в присутствии высокого начальства, начал пояснять:

— Вот здесь на экране электронно-лучевой трубки мы видим внутренность печи. А эти приборы…

— Постойте, дорогой! — Серго подался вперед, вглядываясь в экран. — Это что же, прямо внутрь печи смотрим? Как в кино?

— Именно так, — улыбнулся профессор. — Система передачи изображения нашей разработки. А вот эти самописцы «Сименс-Гальске» фиксируют все параметры.

— Сколько человек управляют печью? — перебил Орджоникидзе.

— Один диспетчер, — я кивнул на молодого инженера за пультом. — Раньше требовалось пять-шесть.

— А если авария? — прищурился нарком.

В этот момент словно в ответ на его слова один из индикаторов замигал красным.

— Смотрите, — оживился Зотов. — Датчик показывает отклонение температуры в регенераторе. Система автоматически корректирует подачу газа.

Серго впился глазами в приборы. Стрелки плавно двигались, восстанавливая нормальный режим.

— Клянусь, это революция! — он возбужденно заходил по диспетчерской. — Где в Европе такое есть? Или в Америке?

— Насколько нам известно, — Бонч-Бруевич поправил пенсне, — подобных систем пока нет нигде в мире.

— Вот это уже серьезно, — Орджоникидзе потер ладони. — А сколько металла экономите?

Я протянул ему сводку за неделю:

— Брак практически исключен. Производительность выросла на треть. Экономия топлива двадцать процентов.

— Товарищи! — Серго повернулся к сопровождающим. — Вы понимаете, что это значит для индустриализации? Нужно срочно внедрять на всех заводах!

Я положил перед Орджоникидзе папку с производственными графиками:

— Благодаря автоматизации, Серго Константинович, мы существенно опережаем план по оборонному заказу. Качество стали стабильно превышает требования военной приемки.

— Сейчас как раз идет плавка для первой партии, — Величковский указал на экран. — Обратите внимание на однородность структуры металла. При ручном управлении такого добиться невозможно.

Орджоникидзе снова подошел к пульту, вглядываясь в показания приборов:

— А конкуренты не пытались… — он сделал характерный жест рукой.

— Пытались, — я кивнул. — Но теперь система под надежной охраной. К тому же, — я усмехнулся, — даже если украдут чертежи, без Василия Петровича, — я показал на Зотова, — им не разобраться в схемах.

— Молодец, генацвале! — Серго хлопнул молодого изобретателя по плечу. — Орден тебе за это будет!

Зотов смущенно покраснел, теребя карандаш «Кох-и-Нор»:

— Тут ещё много возможностей для улучшения. Можно автоматизировать загрузку шихты, разливку стали, многие другие параметры системы.

— Пиши докладную записку, — распорядился Орджоникидзе. — На мое имя. Завтра буду докладывать товарищу Сталину. Такие достижения надо поддерживать.

После осмотра автоматизированной системы управления Орджоникидзе отвел меня в сторону. Мы стояли у окна диспетчерской, глядя на заснеженный заводской двор.

— Слушай, генацвале, — Серго говорил негромко, чтобы не слышали сопровождающие. Его характерный грузинский акцент стал заметнее. — Хорошее дело делаешь. Очень хорошее. Особенно эта автоматизация… — он махнул рукой в сторону пульта управления.

Затем, понизив голос еще больше:

— Ты ведь понимаешь, дорогой, времена меняются. Крестовский… — он поморщился, — этот твой конкурент, совсем зарвался. Бракованную броню для танков! Это уже не экономическое преступление, это… — он не договорил, но выразительно посмотрел на меня.

Серго достал портсигар из крокодиловой кожи, закурил папиросу:

— Скоро многое изменится. Очень многое, — он выпустил струю дыма. — Частникам, которые работают честно, помогают индустриализации — таким как ты — будет поддержка. А вот всяким… — он снова не договорил.

— Я слышал, Крестовский тесно связан с правыми, — осторожно заметил я.

— Вот-вот! — оживился Серго. — А ты умный, да? Все понимаешь… Товарищ Сталин очень интересуется этим делом. Очень! Особенно связями с иностранным капиталом.

Он отошел к стене, разглядывая мнемосхему завода:

— Знаешь, дорогой, что главное в нашем деле? Вовремя понять, куда ветер дует. Ты вот понял — автоматизация, качество, честная работа. А Крестовский… — он