По местам нас рассадили быстро. Мне повезло. Досталось купейное место, нижнее левое. За две «купешки» от нас расположилась веселая компания, согнавшая Мамаева с его места в автобусе.

Хоть сначала их и рассадили вразнобой, хитрецы быстро поменялись местами с другими призывниками, пока старлей ушел к проводнику. Сержант же, оставшийся ждать с нами, кажется, не возражал.

Правда, чуть позже с ними произошел небольшой скандал. Старлей, по пути в другой вагон, где у него было купе, застукал троицу за распитием спиртного. Те, явно не отличаясь умом, решили бахнуть прямо сейчас, видать, что б лучше спалось. Машко наорал на них и отобрал бутылку, погрозившись вылить содержимое в унитаз. Правда, не вылил. Я видел, как он припрятал водку под шинель и благополучно покинул вагон.

— Во, вытворяют, — сказал мне тот самый смуглый худощавый парнишка, что на плацу рассуждал про таджичек и славяночек. Ему досталось нижнее место напротив.

— Хоть бы до обеда подождали, — добавил он, понаблюдав, как Машко отбирал бутылку. — А бутылочку-то, припрятал. Видать, чтоб не заскучать.

— Скучать ему тут не придется, — суховато ответил я.

— О, а я тебя помню! Ты ж из этих, из братьев-близнецов, что тому белобрысому сигареты растоптали.

Я хмыкнул.

— Слышал уже?

— Ага, — покивал тот, — Знаешь, какой белобрысый злой ходил? Ну прям как собака.

— Ниче, ему полезно будет, — улыбнулся я.

— А меня Димой зовут, — смуглый протянул мне тонкокостную руку, — Ткаченко.

— Саша Селихов.

— Ну, будем знакомы, Саша. Кстати, ты мне скажи, у тебя три рубля есть?

Ответить на этот вопрос я не успел, потому что к нам притоптал Вася Уткин.

— Ну чего у вас тут? Свободно? — Спросил он.

— Свободно, — я кивнул. — Наверх запрыгивай.

Когда Васька разместился, Дима немедленно осведомился, есть ли у него три рубля. Вася ответил что есть.

— А тебе это зачем? — Спросил он, подсаживаясь на нижнюю, ко мне.

— Ну как зачем? Что б нам с вами, мужики, в поезде ехать было веселее!

Поезд тронулся, и мы почувствовали характерный толчок. Спустя минут двадцать пути, лейтенант разрешил нам поспать. Все стали укладываться.

Когда я проснулся, навскидку было часов девять утра. Солнце, висевшее низко над горизонтом, в прогалине туч, ярко слепило через окошко. В вагоне было бы тихо, если б не гул колес поезда.

К моему удивлению, Дима не спал. Он раскладывал какой-то карточный пасьянс на приставном столике.

— О, проснулся? — Спросил он с интересом. — Ты как? В карты играешь?

— А не боишься, что попадешься? — Ответил я.

— Ай… — Дима отмахнулся. — Это у меня старая колода, еще со школы. Уж если на девятке не отобрали, то тут и подавно.

На это я только пожал плечами. Встал и потопал к умывальникам, чтобы освежить лицо, ну и заодно заглянуть к проводнику за открывалкой для консервов. Все же, как ни крути, а есть хотелось.

— Слышь, паря, — одернул меня кто-то, когда я протискивался между купейными местами и боковушками. — Ты куда? Не до проводника?

Оказалось, зовет меня именно тот, круглолицый. Его компания уже сидела внизу и покуривала прямо в вагоне. Только один призывник, что явно не крутился у них в компании, все еще спал на верхней полке.

— А что ты хотел?

— На вот, — он сунул мне несколько трехрублевых купюр, — метнись-ка, купи нам пузырь у проводника. Тебе ж все равно в ту сторону.

Его дружки ухмыльнулись. Великовозрастный беспризорник даже почему-то мерзковато захихикал.

— Надо водки? Сам сходи.

Круглолицый помрачнел. Ухмылки сдуло и с лиц его дружков.

— Ну тебе что, впаду товарищам помочь? Метнись. А то мы еще не расходились. Рано.

С этими словами круглолицый потянулся до хруста в суставах.

— Ну вот как раз и расходишься, — бросил я и просто пошел дальше.

Почувствовал, как по моей спине зашарил враждебный взгляд круглолицего.

На обратном пути я встретил Мамаева, он шел к проводнику, теребя в руках несколько купюр, и выглядел при этом каким-то взволнованным.

— О! Сашка, здорово, — как-то повеселел Мамаев, — а я все не видел, куда ты сел. Решил, что в самом носу вагона поселился.

— Нет, в середине.

Я глянул на холеные ручки Мамаева. Он нервно теребил несколько трехрублевок, беспокойно потерял купюры большим пальцем.

— За водкой, что ли? — Спросил я.

— Ага, — тихо ответил Мамаев и оглянулся. — Да пацаны попросили сходить. А мне-то что? Мне несложно. Я все равно собирался пойти умыться.

— Очередь там.

— Ну ничего, я подожду!

— Ты сам-то пьешь?

— Да… да не очень, — растерянно пролепетал он.

Я нахмурился. Признаюсь, был этот Мамаев похожим на Сашку. В детстве, лет до десяти, Сашка тоже был робким и закрытым. Как бы это сейчас сказали «Маминым». Часто мне приходилось защищать младшего брата и в детском саду, и в начальной школе.

Это я все детство был с шилом в одном месте, дворовый, что называется пацан. К папке на гараж часто ездил, а Сашка вот не хотел. Стеснялся.

Благо потом брат поменялся. Стал больше времени со мной проводить, посмелел, драться научился. Уж тогда мы с ним стали друг за друга по-настоящему стоять, если надо.

А Мамаев, несмотря на вполне совершеннолетний возраст, вел себя на манер того самого маленького Сашки. Робость и неуверенность в своих силах так и плясали в испуганных глазах Федора.

Во мне что-то щелкнуло. Решил я, что один, в суровой действительности армии, да тем более на Афганской границе, может этот растяпистый парень и пропасть. Да нет, точно пропадет, если позволяет всем на себе ездить.

— Тебя заставили сходить за синькой. Так?

Сашка смущенно опустил взгляд.

— Ну… Ну а че? Мне несложно.

— Так. Дай-ка мне деньги сюда.

Глава 6

— Зачем? — Испугался Мамаев.

— Дай-дай. Не отберу.

Мамаев медленно протянул мне трехрублевки.

— А теперь пошли к твоим новым дружкам.

— А пузырь где? — С наездом спросил кругломордый, когда мы с Мамаевым вернулись к их купешке.

— Чего такое, Сеня? — Подался к нему худощавый беспризорник.

Оба зло уставились на нас.

— Хотите водку жрать, жрите, — сказал я и кинул деньги на лежанку кругломордого,