Сортхалан вырыл яму для костра, набросал туда сухих веток и зажег пламя при помощи собственного огнива.
Он поджарил двух голубей и вальдшнепа, однако мяса в них не хватило бы даже на одного меня, не говоря уже о трех голодных мужчинах.�
Вначале мне не хотелось начинать бессмысленный ритуал общения и непонимания. Сортхалан ел молча, иногда поглядывал на меня, но больше был погружен в собственные мысли. И все-таки я попытался поговорить. Указав в направлении первобытного мифаго, я сказал: � Урскумуг.
Сортхалан пожал плечами. � Уршакум.
Почти то же самое имя, что использовала Кушар.
Я попытался еще раз. Показав пальцами движение, я сказал: � Я преследую ус гуериг. Ты знаешь его?
Сортхалан, не переставая жевать, поглядел на меня, потом слизнул птичий жир с двух пальцев, протянул руку и теми же самыми липкими пальцами плотно сжал мои губы.�
То есть �Ешь и молчи�. Я так и сделал.
Сортхалану уже исполнилось лет пятьдесят, морщинистое лицо, но на удивление черные волосы. Он носил простую полотняную рубашку с надетыми на нее кожаными ребристыми латами, достаточно впечатляющими. Длинные лоскутные штаны и обувь с кожаными ремешками. Можно сказать, что он был бесцветным человеком, поскольку вся его одежда имела один и тот же унылый коричневый цвет. Вся, за исключением ожерелья из раскрашенных костей, висевшего на шее. Шлем он оставил на судне, однако не стал возражать, когда Китон принес его к костру и пробежал по нему пальцами, восхищаясь великолепными сценами охоты и войны.
Китон почти сразу сообразил, что узор на бронзовом шлеме изображает различные эпизоды жизни самого Сортхалана. Он начинался над левой бровью, и цепочка продолжающих друг друга сцен тянулась вокруг гребня к панели над правой защитной пластиной. И еще осталось место для пары сцен.
Узор начинался с кораблей, плывущих по штормящему морю; потом шло лесистое устье реки, поселение, высокие мрачные фигуры, призраки и огонь. Самая последняя сцена � одинокое судно с одним человеком на носу.
Китон ничего не сказал, но явно был поражен изысканной чеканкой и тонкой проработкой деталей.
Сортхалан завернулся в плащ и, похоже, заснул. Китон поворошил костер и положил новый кусок дерева на сверкающие угли. Ближе к полуночи мы оба постарались уснуть.
Но я смог только ненадолго погрузиться в беспокойный сон, и через какое-то время, в самый разгар ночи, сообразил, что слышу тихий шепот Сортхалана. Я открыл глаза, сел и увидел, что он сидит рядом с глубоко спящим Китоном, положив руку на голову летчика, и поет что-то вроде ритуальной песни. Костер почти догорел и я расшевелил его. Пламя вспыхнуло с новой силой; в его свете я увидел лицо Сортхалана, мокрое от пота. Китон задвигался, но не проснулся. Сортхалан поднял свободную руку к своим губам и посмотрел на меня; я поверил ему.
