Император и первый консул остановились напротив них. Впервые с тех пор, как черная фигура шагнула из глубин разлома, Алексей увидел на тонких губах Бонапарта улыбку.

– Это ваши сыновья? – Бонапарт перевел взгляд с Александра на плетущегося позади Константина.

– Да, – подтвердил император. – Александр и Константин. А это граф Аракчеев, мой Темный.

– Ах да, – Бонапарт кивнул, едва скользнув по Алексею взглядом. Так кивают гостеприимному хозяину, который увлеченно хвастается своими гончими, до которых гостям нет дела. – Мы, кажется, встречались.

– Да, – процедил Алексей. – И в последний раз вы пытались меня задушить.

Бонапарт, казалось, уже позабывший о нем, снова повернул голову. На миг Алексей пожалел, что открыл рот.

– Это было не очень любезно с моей стороны, – признал Бонапарт с легкой усмешкой. – Но согласитесь, затруднительно отдать под трибунал шпиона, который прячется в твоей же голове.

– Оставим эти разговоры, – вмешался император. – Если бы мы не были способны забывать прошлое, то навсегда застряли бы в средневековье.

– Вы абсолютно правы, – согласился Бонапарт. И Алексей снова перестал для него существовать. – Его высочеству, кажется, нездоровится?

Пальцы Александра впились в плечо еще больнее, но вскинул голову он с неожиданной, сбивавшей с толку улыбкой.

– Прошу вас, не беспокойтесь обо мне, господин первый консул. Я уже перед вами в неоплатном долгу.

Поразительно, как быстро можно спрятать шипы за лепестками роз… Не знай Алексей всего, что знает, он без раздумий поверил бы в искренность этой улыбки. Может быть, ей поверил даже Бонапарт. Он тоже улыбнулся: в его улыбке было меньше меда и больше огня.

– Я буду вполне счастлив, если вы уплатите этот долг своим дружеским расположением.

Александр не дрогнул, хотя Алексей подозревал, что ему хотелось смыть с себя и этот взгляд, и эти слова.

– Я с удовольствием провел бы с вами больше времени, – Бонапарт прикрыл глаза, так что стало непонятно, к кому он обращается. – Но, к сожалению, Париж требует моего присутствия.

Алексей не вслушивался в прощание двух правителей. Его взгляд был прикован к мадам Шевалье. Та отделилась от свиты и невозмутимо приблизилась к первому консулу. На ней было ее обычное платье из синего шелка и меховая накидка, сливающаяся со струящимися по плечам роскошными каштановыми кудрями.

– А она-то тут что делает? – удивился Константин.

Мадам Шевалье с улыбкой повернулась к нему.

– Пользуюсь дарованным мне правом выехать из Петербурга, ваше высочество. Парижская сцена по мне заскучала.

– Бедный Кутайсов, – буркнул Константин. – Надеюсь, он с горя повесится.

Бонапарт протянул мадам Шевалье руку и напоследок одарил Александра улыбкой, показавшейся Алексею зловещей. Затем Бонапарт – хоть кто-то для разнообразия не пялился на мадам Шевалье влюбленным болваном – спокойно подвел свою спутницу к разлому. Миг – и они исчезли в алых глубинах. Император шагнул следом. Его ладонь вспыхнула, но свечение вышло дерганым и, неровным. Он отдернул руку и с удивлением уставился на нее. Заключил:

– Наработался на сегодня, – он позволил огню потухнуть и обернулся к Константину. – Ваше высочество, будьте так добры.

Константин шагнул вперед. Ему пришлось немного побороться с расходящимися краями, но через минуту разлом был закрыт.

Все облегченно выдохнули. Только Герман не сводил с императора встревоженного взгляда. Александр встрепенулся и дернулся вперед, чуть не свалив Алексея с ног.

– Ваше величество, нам надо поговорить.

Впервые за вечер император посмотрел на старшего сына. Как Алексей ни старался, он не смог разглядеть в этом взгляде ни тревоги, ни тепла.

– Да, – медленно сказал император. – Нам нужно поговорить. Немедленно.

Глава 73. Заговор

Никто не приглашал Германа поприсутствовать при разговоре императора с сыном, но тот все равно увязался следом.

– Как? – удивился император, проходя под зажигающимися окнами дворца. – И тебе нужно со мной поговорить?

– Да, ваше величество, – не смутился старик.

– Видите, Алексей Андреевич? – император иронически улыбнулся. – Всем от меня что-то нужно, кроме вас. За это я вас и люблю.

В любой другой день от таких слов, пускай и сказанных в шутку, Алексей бы расцвел, но сейчас его грызла тревога.

Александр даже не дождался, пока они зайдут в кабинет.

– Ваше величество! – выпалил он, отчаянно хромая за летящим по коридорам отцом. – Вы же не хотите всерьез заключить союз с этим… с этим…

Император глянул на него через плечо.

– Как быстро вас бросает от любезности к презрению! Десять минут назад вы благодарили первого консула за спасение вашей жизни.

Александр вспыхнул.

– Не знаю, зачем он это сделал, но сомневаюсь, что из человеколюбия.

– Так что же вы его не спросили? Я вот спросил.

Александр замер, но император продолжил идти, так что и ему с Алексеем пришлось не сбавлять шаг.

– И что он ответил?

– То, что я и ожидал. Искривление пространства на Изнанке нечаянно свело вас вместе, и он сделал то, что сделал бы на его месте любой достойный человек, – пришел на помощь. Как и сегодня.

– И вы ему верите?

– А вы полагаете, что шесть лет назад он уже обдумывал, как бы втереться мне в доверие?

– Ну не знаю, ваше величество, – буркнул Герман. – С Бонапартом я бы ни в чем не был уверен.

– Герман, твое мнение о первом консуле я понял с первого раза, необязательно повторять его еще десять.

Миновав часового, они, наконец, оказались в императорских покоях. Император отпер кабинет и прошел за стол. Алексей помог Александру опуститься в кресло и с облегчением выдохнул. Плечо ломило. Герман привалился к дверному косяку.

Перемена обстановки не сбила Александра с мысли. Он подался вперед.

– Почему вы ему верите? Он все это время был нашим врагом! Он…

– Прежде он служил революционному правительству, – перебил император. – Вы и ваши молодые приятели можете думать о французской революции что угодно, но лично я рад, что кто-то положил конец безумствам Директории. Пока у меня нет причин сомневаться в искренности первого консула. Я задал ему много вопросов и ни разу не поймал на лжи. Это мне следует спросить, в чем причина столь глубокой неприязни к человеку, спасшему наш город. Если вы, как и наш друг Герман, опираетесь лишь на предчувствия да опасения, я буду вынужден думать худшее.

Александр вздрогнул.

– Что – худшее?

Глаза императора были двумя кусками серого льда.

– Что обвинять всех вокруг во лжи склонны те, кто сами все время лгут.

Алексей сглотнул. Почему император вдруг так ополчился на своего наследника? Неужели только из-за того, что тот не смог до конца закрыть разлом?

– Зачем