Милюков уже не кипел, только нервно ёрзал. Нольде сидел неподвижно как истукан, и это было тревожно. Он выглядел человеком, способным достать «браунинг», и нет гарантии, что моряки успеют вмешаться. Сам Седов, как любой служивший в Советской армии, стрелять умел, но свой ствол даже не опробовал. Только убедился, что он заряжен, и поставил на предохранитель.

— Теперь главное, господа, — он перешёл к заключительной части речи. — В силу сложившейся после февраля ситуации спасти Россию может только партия, собравшая под своей крышей истинных патриотов. Более того, способных на время забыть разногласия с другими патриотами, потому что видение прекрасной России будущего у людей отличается. Партия будет рядиться в одежды социализма и демократии — в угоду чаяниям обманутых масс. Партия вберёт в свои ряды часть большевиков и эсеров, балтийских моряков и одновременно казачество, военных, даже бывших жандармов — всех, кто готов пожертвовать, хотя бы временно, собственным «я» во имя спасения Родины. На тех же основах, как, скажем, меньшевики, она существовать не способна: слишком велики различия между членами. Власть в партии будет изначально централизована. О положении в стране. Временное правительство не имеет никакой власти, высшая законная власть в России утрачена после отречения и заключения в тюрьму государя, арестованного его «верными» подданными типа Милюкова. Никакой поддержки подлому и вероломному Временному правительству! Единственный представительный орган, который как-то действует, это Советы, особенно Петросовет и Центробалт. В ближайшее время Социалистическая партия России проведёт учредительный съезд, завоюет большинство в Советах любого уровня и возьмёт власть в стране. А вот тогда мы, образованные и интеллигентные люди, придумаем, как строить счастливое будущее наших детей, выйти из Мировой войны не с потерями, а с приобретениями. Так что в сей момент актуален только один лозунг: «Временное правительство, иди в жопу!», позже, с завоеванием большинства в Советах мы скажем: «Вся власть Советам». Задачи стоят невероятной сложности, требуются ум, гибкость и беззаветная преданность Отчизне. Кто готов служить — именно во славу Родины, а не ради кучки политиков-карьеристов, прошу избрать делегатов на наш учредительный съезд. В отличие от кадетов, я режу правду-матку и называю вещи своими именами, — Седов снова послал министров по известному адресу. — Слава великой Русской армии, господа! Слава российским героям! Ура! Ура! Ура!

Не сказать бы, что убедил всех. Но офицеры пожимали руку Седову с чувством. Один сказал:

— Мы вряд ли станем единомышленниками. Мне претит сама мысль о нахождении в одной партии с быдлом. Но я уважаю ваше право исповедовать иную точку зрения.

Для махрового монархиста это было настолько нетипично, что куску свиного сала в кибуце удивились бы меньше.

Глава 5

От Ораниенбаума до свойски-безопасного Кронштадта рукой подать, если махнуть на машине через дамбу, даже тихоходный «Руссо-Балт» докатится менее чем за час… Вот только в 1917 году никакой дамбы не было и в помине. Поскольку Седова не отпустили сразу, усадили за стол с офицерами, и не столько для того, чтоб выпить, хоть не без этого, военные засыпали миллионом вопросов, поэтому засиделись до сумерек, и тащиться в Петроград по темноте не рискнул. Случилось невероятное: трёх революционных матросов гвардейцы-монархисты определили на ночь на постой, накормили-напоили, даже чаркой угостили, и только на следующее утро команда Седова двинула в обратный путь. Само собой, кадеты умотали сразу по окончании собрания, морячок-водитель с завистью проводил взглядом их лимузин. Зная, каким образом приобретён доверенный ему автомотор, прикинул: тот тоже не помешал бы.

На последнем десятке километров перед первой городской заставой стали появляться «циклисты» в облегающих костюмах, вероятно — «дачные мужья». Ещё до Мировой войны повелось, что статские служащие не самого высокого достатка, снимавшие квартиру в доходных домах, из-за дороговизны проживания в столице, начиная с первых чисел апреля, снимали дачи в питерских пригородах, всего рублей по 300 за сезон, ближе — дороже. Кто беднее, довольствовались крестьянскими домами. В деревнях владельцы сельской недвижимости сдавали хату господским семьям от 5 до 20 целковых за сезон, причём доходное летнее жильё всенепременно оборудовалось верандой — для чаепитий и наблюдений за фланирующими дачниками. Сами чиновники вставали ни свет ни заря, чтоб втиснуться в вагон поезда и поспеть к открытию присутственных мест, вечером возвращались в семейное лоно. Кому не посчастливилось найти дачу на расстоянии пешего хода от станции, садились по утрам на велосипед, именно их причисляли к «циклистам», или снимали дешёвую меблированную комнату в городе, а к детям и благоверной наведывались на выходные.

В 1917 году жизнь в деревне имела то преимущество, что в Петрограде начались перебои с мукой и хлебом, очереди выстраивались как в 1986 году за водкой, а у крестьян самым необходимым можно было разжиться всегда. Поглядывая через окошко авто на «циклистов», некоторые — с котомками, наверняка наполненными продуктами, в столице дефицитными, Седов радовался тому, что может себе позволить покупать продовольствие по любым спекулятивным ценам, бывшей супруге пошлёт сотенную (не забыть бы), а Еву сегодня сводит в ресторацию.

18 мая выпало на четверг… Четверг — рыбный день, вспомнилось советское время. Ничего, можно и рыбное. Стерлядь, осётр, белуга, икорка. Живём, господа-товарищи!

Доходный дом на Василевском, куда Седова определил Центробалт, был забит под завязку, несмотря на летнюю дачную миграцию. Деятели Петросовета и другая новорусская элита, в том числе еврейского и кавказского происхождения, нагло захватили большинство квартир, хозяин только жалобно просил не портить обстановку, с опаской поглядывая на «наганы» постояльцев. А тут друг Дыбенко, окрылённый долей Центробалта от ревельского экса и собственной наглостью, позволившей послать подальше Петросовет, передал записку, лежавшую за входной дверью: а не наведать ли нам Смольный институт благородных девиц? Пока не открыт в Кронштадте государственный дом терпимости. Парочка-другая гладких княжеских дочек вполне бы сгодилась для общего пользования.

Смольный! Да! Всенародный советский символ Октябрьской революции,