— Фома, да то мы. — Подал голос Сава, выехав чуть вперед. — Ты сабельку-то того, этого, опущай.

— Кто мы? Тебя знаю, Ус. А остальные? Кто с тобой?

Человек проявлял упорство и не хотел сдавать важный, можно даже сказать, стратегически ответственный пост. Склад пороха для крепости, это может и не кремль — как мозг обороны, но скорее как сердце. Без пороха, какая война? А вдруг мы — люди разбойные. Если сюда подберутся такие, то одного факела хватит, просто вниз его швырнуть, бочки там запалить и… Взлетит здесь все на воздух к чертям собачьим.

Так рванет, что станы содрогнутся. А потом еще и пожар начнется.

К такому подпускать абы кого нельзя.

— Богдан, за башней смотри, вдруг пушку надумают в нас целить или чего еще. Абдулла, чуть что, бей из лука, тихо чтобы. — Говорил тихо, еле слышно, чтобы только для своих ушей. — Пантелей, меня прикрывай в случае заварухи. Знамя береги.

Телохранители мои кивали, чуть расступились, чтобы удобнее им было выполнять приказы. Десятка бойцов замерла. Часть, что шла первыми, ближе к стене встали, левее. Взяли склад пороха в полукольцо. Остальные чуть правее и за моей спиной замерли. Смотрят во все глаза, оружие наготове, кони фыркают, с ноги на ногу переступают.

Пора себя показать.

— Игорь Васильевич Данилов. — Выдвинулся вперед на пол лошадиного корпуса. — Воевода Воронежский.

Глаза руководителя охраны порохового склада полезли на лоб.

— А, как… Кто?

— Сава, сотник, он, или десятник? Или кто таков? — Не обращая внимания на удивление командира охраны, задал вопрос своему сопровождающему из местных.

— Так это, сотник, над пушкарями. Фома Буйнов

— Добро. — Вновь обратился к замершему с факелом и саблей в руках человеку. — Фома, Буйнов. Все ли спокойно?

— Так, вы, это… Вы же. — Он сделал шаг назад. Его немного потряхивало и от удивления заикаться чуть начал.

— Мы не жечь и палить пришли. Успокойся и людей успокой. Посты проверяем, чтобы все тихо было. — Уставился на него, говорил холодно, размеренно. Спросил громче. — Понял меня, сотник? Нам жизни ваши ни к чему, люди служилые. И порох ваш.

— Ааа… — Он замер в недоумении.

— Если спокойно все, то дальше двинем. Если плохо, есть опасения какие-то? Людей пришлю. Для усиления охраны.

Я говорил как ни в чем не бывало. Показывал всем своим видом, что крепость уже моя и любое сопротивление или даже мысль о противодействии, какая-то глупость несусветная. Зачем, все уже ясно, все решено. И от действия какого-то малого гарнизона одной башни ничего не измениться.

Есть факт — я здесь власть!

Все — точка!

— Людей прислать? — Спросил холодно, как отрезал.

Понятно было, что он ответит. Но сказанное нужно для той игры, которую я вел.

— Так, нет… Го… — Он терялся, никак не мог собраться с мыслями.

— Вопросы какие-то есть, сотник Фома?

— А, так это… Что с атаманом? Что с Иваном Волковым? — Наконец-то выдавил он из себя что-то более-менее разумное.

— Отпустил я его, после плена. А он воду мутить начал здесь. Вот пришлось прийти и второй раз наказать. Жив. В тереме. Судить будем утром.

— Судить… — Протянул недоуменно.

— Да. А как иначе? Он нас бить хотел. Оружие поднял. На своих, на людей русских. — Говорил холодно и спокойно. Без злости. — Так что, как поутру пост передадите смене, всех жду. Тебя, сотник, особенно. С рассветом во дворе в кремле.

— Э, как, зачем, что? — Он, вроде бы пришедший в себя, все же продолжал недоумевать.

— Ты же за крепость отвечаешь. Фома. Рвы заросли, надолбы покосились, ворота скрипят. Недоброе дело. — Смотрел пристально, указывал на недостатки. — Если враг придет, что делать будем?

Я продолжал говорить с ним, как со своим подчиненным, и это хоть и вводило его в шок, все же возымело успех.

— Да, господин. — Он дернулся, поклонился.

Сломался.

— Если спокойно, мы дальше двинем.

Он сделал пару шагов назад, саблю опустил. На лице как было, так и осталось выражение полнейшего непонимания ситуации. Что-то из разряда — «Что, черт возьми, здесь происходит!»

— Никого не впускать, никого не выпускать до моего распоряжения. Ясно, сотник?

— Да, господин. — Он опять поклонился.

Все, с этим человеком мы договорились. Хороший, служилый, ответственный, вроде как. Хотя головой он еще не понимал, что происходит, как такое возможно и почему. В душе что-то подсказывало ему. Эти люди пришли, говорят, не бьют, не поджигают. Они не враги. Приказы дельные. Если атаман схвачен, паника может быть, шум, гам, выпускать никого нельзя.

А утром — все в кремль двинут, кроме постов. Там и понятно будет, что да как дальше.

— Спокойного дозора, Фома. — Обернулся к своим бойцам, проговорил. — Вперед.

— Спасибо, господин. — Ответил он и отступил.

Я рукой махнул, и процессия наша двинулась к следующей башне. После нее начинались уже более капитальные, крепкие и отлично сложенные стены — рубленные. Примерно с полчаса у нас ушло на дальнейший объезд башен.

Житенный двор с его охраной удалось урезонить даже проще, чем охрану порохового склада. Здесь не было сотника. А десятник, открыв широченные, заспанные глаза выслушал нас ошалело. Покивал, слегка трясясь от холода и удивления. Ему ничего не угрожало и дозору его. Поэтому поклонился, покивал, и мы двинулись дальше.

Чудо, но дождь к этому моменту начал стихать и вроде даже перестал.

Наконец-то, спустя примерно час после захвата терема мы вернулись в него. До рассвета оставалось всего ничего. Но часок можно было потратить на краткий отдых и приведение себя в порядок.

Жаль, зеркала не было под рукой. Уверен — чумаз я был, как черт. И, не думая, вот в таком виде ездил и караулы проверял. То-то люди косились на нас, на меня. А Сава даже слова не сказал. Почему? Скорее всего, для него неважно было — чист я или грязен, а больше-то — кто я. А раз в грязи, значит, дела военного не гнушаюсь, сам делаю многое и в его глазах это, уверен, вызвало уважение.

Внутри все спокойно.

Караулы были полностью моими, кланялись когда рядом