мало, сучий выродок!!!– Поляк хрипел от клокотавшей в нем ненависти и гнева, его дальнейшие матерные вопли ковались в магме его пылающих обезумевших глаз. Он трясся от гнева, как небоскреб от землетрясения, с каждым ругательством он становился ещё злее, а из потока брани, лишившийся из его пасти источалась неведомая энергия. Уэйд молчал. Потому что не понимал, что с ним происходит. Все вдруг стало серым, звуки как будто доносились из стеклянного стакана. Говорят, такое бывает в секунды перед смертью, но он то жив….
– Какого чёрта здесь происходит!?– Капрал и остальные морпехи резко вбежали в тоннель, готовые к стрельбе.
– Этот ублюдок крысил наши медикаменты чурбанам!!!– Поляк кричал так, будто оглох. Капрал, источавший раздраженность и решимость, поменялся в лице.
– Иди в жопу!– Голос Уэйда тоже ему казался странным. Твердый, уверенный но как будто он говорил эхом
– Я тебя паскуду на куски порежу!
– Заткнулись оба!!! Пушки опустили!!! Кому сказал!!!– Капрал Уинтерс не церемонясь выбил револьвер из железной хватки Поляка и столкнул его ногу с горла Манчини. Потирая кадык, хрипя, кашляя, Манчини отполз к морпехам.– Опусти ствол!!!– Прежде капрал так никогда не орал на отделение. Могло показаться, что выдать такой уровень ярости и приказного тона просто невозможно при известной человечеству физике, но капрал плевать на это хотел. Помедлив, рука Уэйда как тряпичная обмякла и опустилась.
– А теперь по форме доложили, что за херню вы здесь устроили!– Пытливый взгляд капрала нащупал коробки лекарств, валяющихся на бетоне.
– Сэр, МакКингли украл медикаменты и передал их врагу! Когда я попытался остановить предателя, Манчини мне помешал.– Слова Поляка по тяжести восприятия были сравни железнодорожному составу. Всё стихло. Сердце Уэйда качало кровь, как буровая установка нефть. Кажется, биение их моторов единственное, что можно было услышать в тоннеле, кроме хрипов Манчини. Но опять он как будто не ощущал этого, но осознавал. Ещё недавно он думал, что никто его не раскроет и тут на. Капрал пытливо посмотрел на Уэйда, на Манчини и снова на Уэйда.
– Ты понимаешь, что тебя теперь ждёт?– Голос Уинтерса был тверд как и холоден как сталь, от него веяло презрением и отвращением.– Манчини это тоже касается.– «А Бенни? Надеюсь нет». Уэйд решился с ответом. Он взял в руки увесистый мешок с рисом, чем заинтересовал всех, порвал ткань и на бетон, отскакивая друг от друга, шурша при падении посыпались рисинки.
– Я не крысил лекарства просто так. Я обменивал их на еду. Чтобы спасти отделение. Только поэтому мы стоим здесь, а гнием в тоннелях из-за голода.– Уэйд звучал серьезно.
– Твою мать…– Раздалось где-то среди морпехов. Выяснение отношений прервали очередные крики боли, гулко доносящиеся из казармы.
– Да что опять за чертовщина.– Процедил капрал и все дружной толпой побежали из тоннеля обратно. Чем ближе они подбегали к источнику криков, тем страшнее им становилось. В их атрофированные духотой и гнилью носы пробился запах сгоревшего мяса и гари.
– У них огнемёт, у них огнемёт, у них огнемёт!– Зациклено, будто с каким-то дефектом речи повторял голос недалеко от укреплений с противоположной стороны. Андерсон и Филипс заскочили в лазарет, а остальные добежав до заставы застыли в ужасе. Даже у капрала кровь застыла в жилах и дрожь охватила его шокированное тело.
Мэтьюз, чья правая сторона лица была покрыта ожогом, словно убывающая луна склонился над телом в сожженной форме сержанта. Мэтьюз рыдал как ребенок, громко всхлипывая от боли, шока и паники. Одержимый неописуемым тремором, он что-то пытался сделать с дымящимся телом, но кажется это были какие нелогичные, нервные судороги.
Лицо Мэтьюза опухло страшными, здоровенными, грязно-зеленными волдырями. А сержант был покрыт ими с ног до головы. Они были вытянутые, словно сигары, округлые, местами слившиеся в одну мерзкую кучу, похожую на шипящую на горячей сковородке воду. На некоторых участках кожа прогорела вместе с мясом вглубь до костей и сквозь них. Можно было увидеть обожжённые, грубо и рвано разрезанные жаром мышцы, сухожилия и обугленные кости. Форма либо сгорела, либо прилипла и слилась с останками. Жетон расплавился и прикипел к груди. Над телом клубился едкий, резкий дым, туманом скрывающим обугленные останки лица. Те мышцы, что пережили натиск жара, бездумно дергались в сильных спазмах, и это дёрганье было видно сквозь сошедшую кусками кожу. Волосы на голове и кожу на ней снесло огненным дыханием, оставив лишь обугленную кость. От носа остался лишь кусок хряща, кое-где проступал череп, густо замазанный кровью. Левая глазница зияла багровой пустотой, а сверху, там где должны быть брови, ее накрыл огромный, как пачка сигарет, омерзительный, сочащийся волдырь. Правый глаз медленно, ало-белесой струёй катился по правой щеке и затекал прямо в прожжённую в ней дыру.
Капрал бессмысленно, с выпученными, пустыми глазами пялился на чадящие останки сержанта, на рыдающего в истерике Мэтьюза. Именно такой взгляд был у Манчини, когда он сверлил им стену. Уинтерс ощутил то же самое, что с ним было в плену. Он вдруг почувствовал беспомощность и обречённость. Силы улетучивалось из него как из пробитой шины, колени то и дело подкашивались, но он продолжал стоять, тупо смотря на происходящее….
Уэйду стало плохо. Его колотила паника и страх. Но все же он любимчик Фортуны. Тот странный «тусклый» эффект никуда не делся. Всех красок и подробностей изуродованного пламенем тела он не видел. Жалость и ужас закипали в нём, он не понимал как совладать с собой. Пошатнувшись, он облокотился на стену, закрыв глаза руками, а каска сдвинулась дальше на голову.
Оставшиеся две пачки бёрнэйда ничем бы не помогли при таких повреждениях. Сержант Бэкон умер спустя ещё минуту спазмов и все надеялись, что он умер не от шока, агонии, боли, а от удушья или кровопотери. Честно, любая смерть была бы гуманнее, чем подобная…. Мэтьюз без устали повторял ту же фразу. Ожог зацепил его лицевые мышцы, оттуда и дефект речи. Андерсон и Филипс пытались дать Мэтьюзу бёрнэйд, но тот яростно и с криком отбивался от них, повторяя ту же фразу . С трудом капрал очнулся от шока, как иногда бывает рано утром, когда надо вставать.
– Мэтьюз, Мэтьюз, спокойно.– Капрал говорил шепотом.– Ты с нами, ты в безопасности.
– У них огнемет, у них огнемет….
– Мэтьюз, скажи: где данные. Где замеры?
– Огнемет…
– Мэтьюз, где замеры, дай их мне, пожалуйста.
– У них огнемет….– У Мэтьюза на глазах сожгли остальных морпехов, сержанта он вытащил буквально за шкирку, сам попал под струю огня и на руках донес Бэкона к своим. Но, строго говоря, Мэтьюз погиб. Погиб, когда оранжевая, струя жгучей ярости расплавила кожу, плоть и кости морпехов прямо на его глазах. Погиб, когда их вой