Государь замялся, так что стало очевидно, что он всё-таки ещё мальчишка. Тот мальчишка, что изрядно напуган бунтом. Но ведь не настолько, чтобы у него, как в иной реальности, случился приступ эпилепсии? Я рассчитывал, что приступов у государя не будет.

— Боярин, — нерешительно, но всё-таки обратился Пётр Алексеевич к Матвееву. — Дворянский чин и землицы сколь-нибудь нужно дать полковнику Стрельчину.

Матвеев ухмыльнулся, лукаво посмотрев в мою сторону. На его лице так и читалось: «Что, обработал мальчишку?»

— Подумаю я над тем, как можно справить, — сказал Артамон Сергеевич.

— То слово мое царское, — сказал Петр.

Под тихое проявление радости Никиты Зотова, государь покинул мою комнату.

Без приглашения присесть, боярин Матвеев занял стоящий в комнате стол. Так получилось, что я-то всё ещё стоял. И голова-то моя к этому ещё не была привычной — всё небогатое убранство помещения кружилось, словно это я смотрел в раёк. И приходилось даже дважды прикрыть глаза.

— Вижу, что хворый. Ты садись, — боярин указал на место рядом с собой.

А по-другому тут и не присядешь. Ладно, не стоит нагнетать ситуацию. Хотя я бы с большим удовольствием прилёг, даже и в присутствии этого человека.

— Ведаешь уже, что тебя решили головным дознавателем признать в следствии о бунте? — усмехнулся Матвеев и тут же, не давая мне возможности ответить, продолжил: — Коли от кого другого не прознал, то скоморох Игнатка рассказал.

Не рад я был слышать, что Матвеев в курсе моих отношений с Игнатом. Нужно будет тщательным образом смотреть за шутом. Не является ли он, скорее, человеком Артамона Сергеевича, чем моим? Хотя пока все, что сообщал Игнат, шло мне на пользу. И даже, если он и «стучит» Матвееву, но выгоден мне — пусть так и остается. Лишь аккуратнее следует быть с шутом.

— На то Богу хвалу вознёс, что есть возможность у меня служить на благо Отечеству, — ответил я.

По мнению Матвеева, я ответил явно неправильно. Было видно недовольство. Какому это Богу я должен возносить хвалу, если сидящий напротив меня человек с таким нетерпением ожидает к себе благодарности? Да и какому-такому Отечеству я служить должен, если дело только в одном — Матвеев решил моими руками повернуть следствие в нужную ему сторону?

Это понятно, что, взлетев наверх, находясь у приоткрытой двери в комнату, где вершатся дела государственные, я неизменно попадаю во множество интриг. И уж тем более, что меня, как следователя, со всех сторон будут продавливать.

Но… можно ещё от всего отказаться. На вырученные деньги от бунта выкупить какую-нибудь из усадеб. Полусгоревших или полуразрушенных хватает. Да и жить в ней со своей семьёй. С одним братом оружие создавать, другого брата учить оружейному мастерству. Самому учиться. Прогресс двигать семимильными шагами. Чем, на самом деле не миссия?

И ведь такая жизнь — не самая худшая. Вот только она не для меня. Прозябать — и это во второй-то жизни, дарованной? Быть никем? Я не смогу влиять на историю в той мере, как мог бы. Не смогу углы в петровских реформах сгладить. Не смогу помочь добиться России ещё большего величия, чем это было при Петре Алексеевиче в иной реальности. Крови избежать, которая реками лилась во время великого правления Великого человека.

Долго думать не требовалось.

— Я принимаю на себя эту честь и буду вести следствие беспристрастно. Никто и никоим образом давить и влиять на меня не станет, — включив на максималках режим слегка придурковатого исполнителя, говорил я.

Мол, не понимаю, к чему ты клонишь, Артамон Сергеевич. Ты же наверняка, такой правильный и честный боярин, будешь требовать с меня только лишь честности, как от самого себя!

Неприятно прятаться за подобные образы, но порой лучше схитрить, чем попереть буром и заиметь дополнительные проблемы.

— Хвала тебе за это, — спустя некоторые секунды говорил Матвеев. — Токмо с плеча рубить тут не следует. По-первому — мыслить о державе нашей. А уже после — о справедливости.

Удивительно. Я был полностью согласен с боярином. Вот только уверен, что у нас могут расходится мнения о том, что для державы добро, а что зло.

Для того, чтобы сразу же послать к чёрту Артамона Сергеевича с его попыткой уже сейчас влиять на следствие, ещё не начавшееся, важно знать позиции других политических игроков. И не просто знать, но и думать, как их сталкивать лбами. И делать это так, чтобы я был лишь сторонним наблюдателем. Задачка очень непростая. Но думаю, что именно такую стратегию мне и нужно выбирать.

— Что же справедливым тебе, боярин, кажется? — спросил я тоном, будто бы уже сейчас собираюсь писать итоговый протокол следствия.

— По-первому — Софью и всех её приспешников убрать. Нарышкины трусливы. Головы рубить забоятся. Вот и думай! Софью в Суздаль, иных в ссылку, — Матвеев уже давал прямо-таки чёткие указания, чем должно закончиться следствие.

— Имущество? Их добро? — уточнял я, словно бы и вправду готов был слушаться.

Матвеев задумался.

— Вот чего Нарышкино племя не простит, так это если с ними не делиться. Так что часть возьмёшь себе и тем, кто в следствии участвовать будет. Иное с Нарышкиными поделишь. Я же своё добро верну, — проявил необычайное благородство Матвеев.

Впрочем, скорее всего, он рассчитывает на то, что будет стоять у руля Российского государства. Рассчитал уже, что делёжка имущества Софьи Алексеевны, её ближайших соратников, в том числе и весьма небедного Василия Васильевича Голицына, — всё это напоказ, демонстрация перед людьми. А вот сам Матвеев будет свои серебряные ефимки складывать потаённо.

— Я услышал тебя, боярин! Понятны мне твои чаяния. Понятно мне и желание патриарха нашего. И что мыслят об сем иные бояре, князья Ромодановские. Буду думать, как вам всем угодить, — солгал я.

Никому я угождать не собираюсь. Возможно, лишь помыслы выслушать. И позицию патриарха нельзя назвать чёткой и понятной. Можно лишь сказать, что он всеми силами будет стараться не допустить кровопролития внутри царской семьи. Но видно же, что Софья Алексеевна ему не по нраву. Просто Нарышкины, наверное, ещё больше бесят владыку.

А что касается князей Ромодановских… их я сознательно сюда приплёл. По отдельности оба представителя знатного и сильного рода — фигуры большие, но не столь великие, чтобы всё-таки тягаться с Матвеевым. А вот в связке… вот тут пускай Артамон Сергеевич поразмышляет. Ведь там ещё и Языков. И Ромадановские и Языков должны иметь немалую клиентуру среди дворянства. А вот Матвеев