Это желание Алексей понимал отлично. В Петербурге они жили под дамокловым мечом.

– Вы понимаете, Алексей Андреевич, – зашептала Мария Федоровна еще жарче, – я никогда не стала бы обременять этим вас, не будь вы моей последней надеждой.

Алексей машинально обшарил зал глазами. Александр тоже забился в уединенный угол и горячо шептался о чем-то с Чарторыйским и Строгановым.

Мария Федоровна нетерпеливо тряхнула головой.

– Конечно, я просила Александра. Он обещал поговорить с ними, но что толку? Суровые внушения это не его. Он слишком ласков со всеми, с детства таким был – совсем не умеет спорить и давить на людей. Честное слово, я не знаю, как он будет править.

Об этом Алексей старался не думать вовсе. Только одно в безумном переменчивом мире оставалось незыблемым – его император. От одной мысли, что и эта твердая почва однажды исчезнет из-под ног, бросало в ледяную дрожь.

– Поговорите с Екатериной Ивановной, – императрица смотрела с такой мольбой, что сердце сжималось. – От меня она только отмахнется, но вас может послушать. Попросите ее как-нибудь на них воздействовать, пока не случилось непоправимого. Вы сделаете это для меня?

Ответ, как обычно, мог быть только один.

– Я буду рад помочь вашему величеству. Но должен предупредить…

– Знаю, знаю, – взмахнула руками Мария Федоровна. – С этой невозможной женщиной ничего нельзя обещать. Но вы попытаетесь, правда?

– Да, ваше величество.

– Благодарю вас, – она быстро и коротко сжала его руку. – Вы настоящий друг нашей семьи.

Тайны Марии Федоровны хотя бы не имели ничего общего с государственными делами. Только как заговорить об этом с Нелидовой и не быть поднятым на смех? Как же нелепо он будет выглядеть…

Алексей до того ушел в свои заботы, что, возвращаясь к себе, не сразу заметил подкатившие к дворцу экипажи. Только в конце коридора застыл и с замершим сердцем подскочил к окну. Дверца первой кареты открылась, и навстречу беззвездной ночи выступила знакомая невысокая фигура. Император бросил плащ подскочившему Кутайсову и зашагал во дворец.

Тягостное чувство, в прошедшие недели стискивающее грудь, перетекло в оглушающее светлое спокойствие. Так чувствуют себя сторожевые псы, когда в дом после долгого отсутствия возвращается хозяин. Кто-то счел бы такое сравнение унизительным, да только если бы все здесь разделяли чувства Алексея, дела у них шли бы куда глаже.

С новым приливом сил он зашагал в свои покои. Рапорт был почти кончен – к чему бы ни привели переговоры, наверняка император будет рад увидеть результаты последних инспекций.

Когда спустя полчаса Алексей с доведенным до ума и трижды проверенным отчетом подошел к дверям императорского кабинета, из-за двери несся приглушенный разговор. Шорох бумаг смазывал взволнованный голос, но Алексей все равно узнал Константина. Постучался. Дождавшись заветного «войдите», открыл дверь.

Император с сыном склонились над расстеленной картой. В кресле у стены сидел еще один человек: молодой, в дорогом красном сюртуке, с пышной напудренной прической, неподвижным лицом и очень полными губами.

– А, вот и барон Аракчеев, – император на миг оторвался от карты. – У него и спроси, достаточно ли хорошо наши солдаты одеты для перехода через заснеженные горы.

Алексей не знал, о чем речь, но все равно ответил:

– Зимние мундиры у них теплые. Если уж выдерживают нашу зиму, и там не подведут.

– Видите? – император весело обернулся к третьему человеку. – У него на все есть ответы! Алексей Андреевич, это Никита Петрович Панин, его дядя был моим воспитателем. Прежде служил дипломатом в Берлине, работал над отношениями с Францией, но поскольку это теперь без надобности, я решил, что здесь от него будет больше пользы.

Панин чопорно кивнул. Алексей немедленно записал его в представителя старой знати – эти в людях, получивших титул меньше десяти поколений назад, видели личное оскорбление своему благородному роду.

– Я давно говорил, с этими революционерами дела-то иметь стыдно, – заметил Панин, едва разжимая губы.

– Не трудитесь, я это слышал уже по меньшей мере раз сто, – император снова повернулся к сыну. – Если я удовлетворил ваше любопытство по поводу плана кампании…

– Нет, я еще кое-что хотел спросить, – Константин взглянул на отца с опасливой надеждой. – Я хотел просить ваше величество позволить мне присоединиться к походу. Несколько дней назад я говорил с генералом Беннигсеном о…

– Генерал Беннигсен отставлен, – перебил император. – Не знаю, о чем вы у него справлялись, но единственная справка, которую он может вам дать теперь, это каким путем лучше выехать из Петербурга.

– За что? – изумился Константин.

Алексей был озадачен не меньше – Беннигсен был дельным военачальником и к своим обязанностям всегда подходил серьезно.

– До моего сведения довели, что он вел чересчур тесную переписку с Зубовыми, – император поджал губы. – Что до вашей просьбы, я не могу ее удовлетворить. Я уважаю ваше желание служить, но здесь вы принесете куда больше пользы.

Константин мотнул головой.

– Но вы сами сказали, у нас по меньшей мере несколько месяцев, прежде чем разлом откроется! Я успею принять участие в походе и вернуться, а когда еще выдастся шанс послужить под начальством фельдмаршала?

Этого говорить не следовало. Лицо императора потемнело.

– Да что вам всем так сдался этот фельдмаршал? Австрийцы вон ни с чем не хотели соглашаться, пока я не назначил его командовать походом! Можно подумать, других военачальников нет.

– Откуда же им взяться, если вы увольняете офицеров быстрее, чем их успевают назначать? – Константин от досады совсем забыл про здравый смысл, но под тяжелым быстро взглядом отца опомнился. Втянул голову в плечи, даже отступил на шаг… Но взрыва не произошло.

– Алексей Андреевич, – позвал император. – Что у вас там, бумаги? Давайте сюда. А вы двое свободны.

Константин куснул губу:

– Но…

– Ваше высочество, вы испытываете мое терпение! Найдите лучше, куда запропастился Кутайсов с моим плащом – я в кармане оставил важное письмо.

Мрачный как туча, Константин выскочил за порог. Панин, поклонившись, невозмутимо последовал за ним.

Император обессиленно опустился на стул.

– Как я могу рассчитывать на послушание подданных, если мой родной сын так себя ведет? Офицеров я, видите ли, увольняю! Да с такими офицерами и неприятель без надобности!

– Армии эти увольнения только на пользу, – звучало так, будто он просто поддакивает, но Алексей говорил искренне. –