— Готов, Гора? — спросил я, когда уже спускался со стены.

Тут все в порядке, осталось немного — и вытесним бунтовщиков. А вот стремянные, если не пойти им на выручку, полягут. Уже первая линия мятежников выстрелила в сторону конных стрельцов.

Ну и где рейтары, черт их побери⁈

Глава 15

Москва

15 мая 1682 года

Будет должен мне Никита Данилович Глебов, полковник Стремянного полка, что я, рискуя собой и своими стрельцами, иду на выручку его конным. Впрочем, был бы он здесь, а не направлен в Измайлово для контроля, как собирается поместное войско, то того бардака с его полком и не случилось бы. Скорее всего.

А теперь часть стремянных ввязалось в бой, иные окружены, другие ушли к рейтарам, как и предполагалось ранее. Нужно дать возможность уйти и другим. А для этого, распылить внимание противника, увлечь его на себя.

Да и в целом очень полезно раздергивать врага по время сражения. Как минимум, это изматывает солдат. Особым физическими данными стрельцы не блещут. Побегают по Красной площади несколько километров, да еще и по полной выкладке, устанут до предела.

— Всё готово! — доложил вестовой от сотника Собакина.

Я ещё раз встал на скамейку, оглядел всё происходящее за пределами Кремля в подзорную трубу. Посмотрел и на предмет наличия тревожных сигналов с других участков обороны. А потом обратился к князю Григорию Григорьевичу Ромодановскому.

— Примешь, боярин, на себя командование? — спросил я.

— А ты что ж, сгинуть собираешься? — спросил воевода. — Справно у тебя выходит. И не чаял, что так сподобишься. Мне чужой хвалы и славы не потребно. Мне и своей досыть.

— Желаю поговорить о том, когда победа случится, — сказал я и выкрикнул во всеуслышание: — Покуда меня нет, али сгину, то во всём вам голова князь Ромодановский!

Сказав это, я спешно направился к лестнице, чтобы возглавить вылазку, ведь лишний раз Ромодановского сотникам представлять не надо было. Это меня, скорее, нужно было до недавнего времени представлять. А воеводу знали многие и авторитет у него не меньше был до бунта, чем у Хованского, если не больший.

Именно Григорий Григорьевич не проиграл османам во время Чигиринских походах. Но был стал Ромодановский, уже очень стал. Восьмой десяток лет пошел. Так что командовать воевода не мог уже потому, что и голова соображает не быстро, да и старость…

Внизу же сосредоточенные хмурые мужики стояли, как изваяния, ожидая приказа на вылазку. В их лицах читалась суровая обречённость. Они явно готовы были встретиться со смертью. Ну, а я хотел бы эту встречу для всех бойцов — и для себя тоже — отсрочить.

— Выдвигай пушки! — приказал я.

Два орудия выкатили к воротам довольно споро. И вот последовал приказ открыть ворота.

— Пали! — выкрикнул я, когда и ворота-то не были открыты полностью.

Как обычно, сразу же открыл рот и закрыл уши. Выглядело это наверняка забавно, но зато всегда помогало.

— Бабах! — в сторону бегущих к воротам бунтовщиков полетела картечь.

Подумалось, что теперь у нас есть время закрыть ворота, чтобы потом их вновь открыть и снова ударить из пушек. Неплохое было бы тактическое решение. Тем более, что бунтовщики словно разум потеряли, начинали вести себя хаотично. Как-будто часть их командиров ушли куда-то. Вначале штурма порядка в стане врага было куда как больше.

Вот только времени не оставалось. Ни на то, чтобы ждать саморазложения вражеской армии, ни для того, чтобы закрывать и вновь открывать ворота. Если ещё есть шанс спасти хоть сколько-нибудь завязших в бою стремянных стрельцов, то это нужно сделать.

— Выходим! — прозвучала моя следующая команда.

Стрельцы выбегали и тут же по командам десятников и сотников начинали выстраиваться в линии. Делали это удивительно быстро. Но недостаточно все же, чтобы успеть.

— Пали! — приказал я.

Прозвучал неслаженные выстрелы, палила часть стрельцов первой линии. Мы ещё не успели выстроиться, как стали спешно приближаться бунтовщики. И теперь часть из них не способна бегать. Некоторые потеряли эту способность навсегда.

— Вторая линия готовься. По моей команде! — кричал я.

— Бах! Ты-дыщ! Бах! — со стены в направлении бунтовщиков, которые не оставили надежды успешно атаковать нашу вылазку, стреляли все.

Пистолетные выстрелы вряд ли могли на такой дистанции причинить хоть какой-то вред противнику. Да и гладкоствольные ружья не особо в этом преуспевали. Но этот дружный треск и несколько упавших тел несколько охладили пыл бунтовщиков. Ещё один ушат холодной воды вылился на мятежные головы. Когда же протрезвеют?

— Вторая линия — готов! — выкрикнул сотник Собакин.

— Третья линия — готов! — тут же последовал отчёт и от сотника Волковича.

В этот раз я не спешил отдавать приказ стрелять. Но вот другой приказ последовал:

— Шаг! — командовал я.

Как бы сейчас пригодились штыки! И не только они, но и такие ружья, что можно было бы спокойно нести в руках. Большинство же пищалей, коими были вооружены мои стрельцы, оказывались чрезмерно тяжёлыми, чтобы держать их на весу без рогатин вот так долго.

Но я посчитал, что бойцы выдержат. Ну, а уж потом обязательно будем им давать упражнения на силу. Вот сразу после победы и начну тренировки. Это с одной стороны. А с другой, нужно облегчать ружья. Хоть на полтора килограмма, и то хлеб. Совсем иное оружие получится, могущее штыком отрабатывать.

И сейчас в стрелецкое войско начинают проникать ружья-фузеи. Вот к ним нужны штыки уже «вчера». Причем, лучше, чтобы игольчатые штыки, длинные. А я бы стал обучать, как правильно работать штыком. Русская школа штыкового боя в будущем была лучшей. Кое-что помню, учил, читал.

— Шаг! — был следующий мой приказ.

Три линии стрельцов нестройно шагнули вперёд, ближе к бунтовщикам. Враги все же выставляли свои пищали на сошки. Делали это впопыхах. Видимо, бунтовщики ожидали, что мы встанем и будем стоять, ожидать. И тогда преимущество в количестве окажется за бунтовщиками.

— Пали! — выкрикнул я, когда мы приблизились на достаточное расстояние для уверенного поражения противника.

— Бах-бах-бах! — на опережение выстрелили бунтовщики.

У них не хватило выдержки. Стрельба получилась хаотичной, пули летели часто или вверх, или в брусчатку. Было очевидным, что противник нервничает. Возможно, что и их командиры уже понимают — сражение проиграно. А может, для кого-то единственной причиной не сбежать остаётся лишь тот заградительный отряд, который устроил Хованский.

И я вижу то, что хочу увидеть, или на самом деле, нет ни сотников ни полковников среди мятежных стрельцов. На совещание ушли, не иначе. Ага! А самый разгар сражения, накануне своего поражения, отправились совещаться. Верст так за двадцать