— Так чем вызван ваш интерес к моей скромной персоне? — повторил он вопрос, когда мы удобно устроились в креслах возле чайного столика в его кабинете. Секретарша принесла чай и тут же вышла.

— Меня интересует ваш подопечный, — ответил Капитонову прямо, — Борис Николаевич Ельцин.

Иван Васильевич шумно выдохнул, на его кругленьком лице тут же нарисовалось такое облегчение, что я едва заметно усмехнулся. Капитонов стал очень медленно разливать чай по чашкам, старался дать себе время обдумать ответ. Я его не торопил, его мысли были для меня открытой книгой, и слова, по большому счету, не имели значения.

Капитонов думал: «Упавшего толкни, иначе полетишь вслед за ним. Утянет за собой, ох и утянет. Но Боря… кто бы мог подумать? У него же все на зарплате — и КГБ, и МВД, и суды. Мне вот неплохо привозит… Но Медведев если прицепился к кому, так пока глотку не перегрызет — не отвяжется»…

«Интересная у меня репутация в партийных кругах», — подумал я, но вслух сказал совсем другое:

— Иван Васильевич, у меня к вам просьба…

«Ну не претензия, и то хорошо», — тут же пронеслось в мозгу у Капитонова.

— Все, что угодно, Владимир Тимофеевич, все что угодно! — торопливо произнес Капитонов и подумал: «Ельцина, похоже, ожидают большие сложности. И глупец тот, кто встанет на пути у ставленника Брежнева. Я точно не встану».

— Позвоните в Свердловск, предупредите Ельцина, что намечается большая проверка. Про меня можете рассказать. Но о том, что мы с вами сейчас разговариваем — ни слова. Иван Васильевич, я очень надеюсь на вашу помощь. — я встал, пожал Капитонову руку и вышел.

Даже не сомневался, что Капитошка не просто выполнит мою просьбу, но и от себя нагонит столько страхов, что к нашему приезду и Свердловский обком, и Управление КГБ по Свердловской области будут стоять на ушах.

В КГБ, как и в любой другой силовой структуре, есть начальник — председатель Комитета Госбезопасности. Сейчас это место занимает Удилов. Есть его замы, которые курируют определенные направления. И так далее…

Но кроме официальных каналов, есть еще и неформальные. То есть кто-то с кем-то учился, кто-то кому-то зять-сват-брат, кто-то кому-то должен… И эти неформальные каналы куда действеннее, они куда быстрее работают, чем все официальные, вместе взятые. Сарафанное радио, если сказать по простому.

И сейчас, после звонка Капитонова, я в этом просто уверен, поднимут вопрос по моей командировке в Свердловскую область на самом высоком уровне.

Но… я не ожидал, что новость вернется в Москву так быстро. Только приехал на Лубянку, как тут же вызвали к Удилову.

— Владимир Тимофеевич, в который раз поражаюсь вашей интуиции, — вместо приветствия произнес Удилов. Я прошел к длинному столу, сел поближе к председателю Комитета, подумав, что в своем маленьком стерильном кабинете он смотрелся куда органичнее, чем в этом — с унаследованными после Цвигуна коврами и бархатными портьерами.

— У вас есть то, что простые люди называют «чуйка». Слово не очень красивое, — Вадим Николаевич скривился, — но удивительно точное.

— Вам уже доложили о командировке в Свердловск, Вадим Николаевич? — я усмехнулся.

— Доложили. Причем из Свердловска и доложили. Допускаете утечку информации? Позвольте поинтересоваться, с какой целью? — Удилов вопросительно приподнял одну бровь.

— Почему допускаю? — вопросом на вопрос ответил я.

— Потому что у вас, Владимир Тимофеевич, мышь мимо не проскочит без вашего распоряжения. И если в Свердловске знают, что вы к ним едете, то вам это зачем-то надо. Так у меня прямой вопрос: зачем? — и Удилов, выровняв перед собой линию карандашей — видимо, машинально, внимательно посмотрел на меня.

— Вообще-то были сигналы с мест, Цвигун распорядился. Но вы правы, основная причина — Свердловск-19, — я уклонился от вопроса, переключив внимание Удилова на другую тему. Оказалось попал в точку.

— Вот я и говорю — интуиция. Буквально сегодня согласовывали с военными учения на объекте Свердловск-19. Так же пройдут учения на Белоярской АЭС. Цель — проверка системы безопасности и системы оповещения. Завтра утром можете отправиться спецбортом с военными. Но уверен, что ваш интерес к Свердловску-19 возник не на пустом месте.

— Хотелось бы надеяться, что мои подозрения так и останутся подозрениями. — ответил Удилову и, пожав ему руку, вышел.

Мне самому не нравилась ни эта командировка, ни предстоящие учения. Что-то с ними не так. Был просто уверен в этом. Интуиция… Удилов не зря напомнил о ней. Сейчас в душе будто закрутился тугой узел — как тогда, в семьдесят седьмом, перед предотвращенным пожаром в гостинице Россия…

Но — сегодня вечером концерт, а все дела завтра. Стоило только об этом подумать, как в кабинет заглянул Марсель:

— Владимир Тимофеевич, возьмите трубку. Генерал Рябенко по внутреннему…

— Володя, тут небольшая просьба к тебе. Эти негры приезжают, а надеть им нечего. Леонид Ильич беспокоится — замерзнут, все-таки теплолюбивые люди. Им бы одежку какую потеплее привезти в Шереметьево. Уже распорядились, ты просто забери в ГУМе, там заведующая ждет тебя. И встреть негров, до гостиницы проводишь. Им в России номера забронировали. На двадцать третьем этаже, с видом на Красную площадь. Леонид Ильич что-то сильно за них переживает. Даже удивляюсь.

Закончив разговор с Рябенко, позвонил домой. Светлана, услышав новость, затараторила в трубку:

— Володечка, Володечка, Володечка! Я тебя люблю!!!

— Свет, встретимся на входе в концертный зал «Россия». Я буду ждать тебя там, домой заехать не успеваю, — я закончил разговор и тут же позвонил в дежурку. Кобылин был там. Распорядился, чтобы он подготовил машину.

В ГУМе все прошло быстро, заведующая вручила мне большой баул и попросила расписаться накладной.

Когда приехали в Шереметьево, я сразу же оказался в рядах встречающих, возвышался над кокошниками и бантами на целую голову. На автобусе нас подвезли прямо к самолету. Все как положено — хлеб, соль. И я с шубами в руках.

В теплой дубленке и норковой шапке-формовке я смотрелся, скорее всего, дико — среди толпы девушек со слезящимися на ветру глазами, мерзнущими в своих легких сарафанах. Такое чувство, будто я зритель в этом театре абсурда.

Девушки выстроились в живой коридор. В руках расшитые рушники, на них караваи и солонки.