Он положил несколько купюр на край стола. Все взгляды невольно потянулись к баксам.

Но никто не шелохнулся.

Аля обвёл взглядом педагогический коллектив. Директор переминался с ноги на ногу. Завуч с натянутой улыбкой уставилась в пол. Трудовик, с красным лбом и опущенной головой, молчал, словно его и вовсе не было.

— Что, нет желающих? — протянул Аля, чуть насмешливо. — Боитесь проиграть? Или совесть не позволяет играть на деньги?

Крещенный наслаждался властью момента — как раньше, когда весь стол боялся моргнуть, чтобы не пропустить движение его рук.

Я стоял в стороне, молча. Конечно, умом понимал — лучше бы не лезть. Но характер… характер не позволял отступить. От вызова я никогда не отказывался. Аля, словно почувствовав это, перевёл на меня взгляд.

— Ну а вы, Владимир Петрович? Может, попробуете? Вы же у нас человек решительный.

Все головы педагогического состава повернулись ко мне.

— Давайте попробуем, — я коротко пожал плечами.

Аля всегда повышал ставки, чтобы держать интерес. Просто игра ему быстро надоедала, если не пахло риском. И я был уверен, что сейчас, кроме этих стодолларовых купюр, он что-то добавит ещё…

Так и случилось.

— Ладно, — сказал Крещенный, глядя на меня, — раз уж вы решили испытать удачу, добавим немного азарта.

Он взял колоду, начал тасовать её. Потом протянул карты мне. Я взял колоду, выбрал карту — туз треф. Повернул её к завучу.

Та быстро записала карту в блокнот, чтобы потом не запутаться.

— Отлично, — продолжил Аля. — А теперь перемешай сам. Чтобы не думал, будто я мухлюю.

Я начал тасовать, и руки сами вспомнили старое. Ещё в юности я тоже знал пару трюков: нет, в отличие от Али, шулером я не был, но карты уважал и любил.

Аля, стоявший напротив, приподнял бровь, явно впечатлившись. В его взгляде мелькнуло уважение. А может, и настороженность. Шулер всегда чувствует, когда перед ним не простак.

Я закончил тасовать карты и протянул колоду Але. Но он не взял её, только медленно покачал головой.

— Нет-нет, доставай сам.

Я снова перетасовал колоду, а потом, делая вид, что просто выравниваю стопку, незаметно отметил две карты. Маленький, почти незаметный приём, но старый как сама игра.

Аля ждал, будучи абсолютно уверен, что расклад известен только ему. Что, как бы я ни старался, результат уже решён.

— Ну что, вытаскивай, — хмыкнул он, опершись на столешницу парты и скрестив руки на груди.

Я молча снова перетасовал колоду, водя пальцами по картам, отмечая, где нужные. Аля следил, не отводя взгляда.

Он был уверен, что я сейчас стану тянуть наугад. Но я уже знал, где лежит туз треф — чувствовал кончиками пальцев. Но и на этом сюрпризы не закончились…

Я не спешил. Каждое движение было выверенным, спокойным. Снова провёл пальцем по краю колоды, ощутил знакомый рельеф и, не глядя, вытянул первую карту.

Поднял, перевернул — и показал Але.

На карте была шестёрка бубей.

— Бубей — хоть хреном бей, — прокомментировал Крещенный. — Твоя?

Я медленно покачал головой и положил шестёрку бубей по его правую руку. Не говоря ни слова, вытащил следующую карту — шестёрку червей. Положил её по левую руку от Али.

На лице Али мгновенно исчезла ухмылка. Глаза сузились. Он понял всё сразу — я не просто угадал, а вытащил именно те карты, которые хотел вытащить.

Затем достал ещё одну — крестовый туз.

— Вот моя карта, — сухо сказал я, показывая на неё.

Аля моргнул, будто не веря. Взгляд заметался между картами, как у человека, которому впервые показали невозможное. Потом поднял глаза на меня — и я видел, как в них борются сразу два чувства: уважение и злость.

Формально всё было очевидно — погоны из шестёрок, лежащие по правую и левую руку от него, теперь впору было вешать самому Крещенному.

Он хрипло выдохнул, посмотрел на карты, потом снова на меня.

— Такого быть не может…

— Загаданная Владимиром Петровичем карта — туз крестовый, — громко объявила завуч, сверяясь с записями в своём блокноте.

По рядам прошёл лёгкий шёпот. Взгляд Али стал ещё холоднее.

— Повезло, — прошипел он. — Во второй раз ты так точно не повторишь.

Он быстро собрал карты со стола, аккуратно сложил обратно в колоду. Движения стали резкими и нервными — совсем не те, что минуту назад. Теперь его пальцы дрожали, и это было заметно.

Он не привык проигрывать. Для него любая неудача была сродни пятну на репутации.

Аля тасовал колоду дольше обычного, словно хотел убедить себя, что контролирует ситуацию. Потом поднял глаза и снова протянул мне карты.

— Ну что, — сказал он, — повторим?

— Без проблем, — ответил я спокойно, беря колоду. — Только ставку удвой.

Аля замер, потом рассмеялся, но уже без веселья. Он молча достал из бумажника ещё стодолларовые купюры и с показным спокойствием положил их на стол.

— Косарь бакинских. Посмотрим, повезёт ли тебе дважды, — прокомментировал он.

Я начал тасовать, не сводя взгляда с Али. Он ждал, что я дрогну и потеряю концентрацию. А вот хренушки.

Я закончил мешать, положил колоду на стол, пальцем сдвинул верхнюю карту и спокойно достал первую.

— Первая, — сказал я. — Шестёрка бубновая.

Следом достал шесть червей. Аля уже хмурился, а я сделал паузу, глядя ему прямо в глаза, и вытащил третью карту.

Туз крестовый.

Абсолютно та же комбинация, что и в прошлый раз.

Аля стоял неподвижно, губы побелели, глаза метались между картами и моим лицом.

Я же спокойно взял со стола выигрыш — тысячу долларов. Сложил купюры пополам и убрал в карман.

Да, условие я не выполнил, но оно и не надо было. Мой выигрыш Крещенный в принципе не оспаривал и оспаривать не собирался. Все было очевидно, как для меня, так и для него.

— Благодарю за игру, — сказал я.

Глава 5

Аля всё ещё молчал, разглядывая меня так, будто пытался вычислить скрытую уловку.

— Ты раньше в карты играл, да? — спросил Крещенный.

— Да какие карты, — усмехнулся я. — Мне с моей маленькой зарплатой играть на деньги? Да я бы уже после первой партии кредит взял, чтобы долг отдать.