при том, что обслуживаемое лицо из кабинета, считай, и не выходит. Тогда водитель вместе с машиной оказывается буквально приданным (чтоб не сказать «проданным») семье хозяина, как крепостной. Это вот тоже штрих эпохи, о котором как-то не принято вспоминать в будущем. И папа ещё ангел во плоти, даже по сравнению с друзьями семьи — те стесняются использовать служебное положение куда меньше. Что уж говорить об известных всему городу хапугах… Но вот найти на работе трубу (бесплатно, конечно же) и прислать подчинённого в рабочее время её прикручивать — такое считается мелочью, не заслуживающей даже упоминания. Я, впрочем, тоже не стану возражать. Пока, по крайней мере. Пока турник нельзя купить в магазине.

А после ужина родители вытянули меня играть в карты. Игра называлась «в кинга» и представляла из себя выхолощенный до невозможности преферанс. Вроде я что-то такое помню, мы играли в эту игру и «в тот раз», но правила я, конечно, совсем забыл. И вообще, забыл как играть, поскольку и в преферанс-то в последний раз играл лет в 30. Естественно, это сказалось не лучшим образом, и папа с мамой веселились вовсю, обыгрывая меня раз за разом.

— Что-то ты, Грин, и правда нездоров, — сказала мама обеспокоенно после моего особенно эпичного недосчёта. — Я уж и не помню, когда это я у тебя выигрывала!

— Никогда? — с серьёзной миной предположил папа, за что тут же был бит веером карт по носу.

— Так вот, о чём то бишь я… Ты себя чувствуешь как? Может, мы зря это затеяли? Пойдёшь в кровать?

— Не, — мотнул головой я. — Лучше чаю завари. С малиной!

— Айн момент! — мама умчалась.

— Чего это ты с турником придумал? — спросил папа, одновременно подмигивая мне и осторожно приподнимая стопку карт, опрометчиво оставленную мамой на покрывале.

— Ну — физкультурша лютует, грозится четвёрку поставить в четверти, если подтягиваться не научусь.

— А, каки твои годы — научишься, — легкомысленно отмахнулся папа, старательно запоминая мамины карты.

— Ах ты ж!.. — взвизгнула мама с порога комнаты, и на её лице совершенно явственно читалось желание метнуть кружку с чаем прямо папе в бороду. Папа, сознавая, что повис на волоске, съёжился и закрыл голову руками. Я встал и, от греха подальше, забрал чай:

— Спасибо мама! — отхлебнул, — очень вкусно!

На самом деле, не очень. Вот чай тут — реальное разочарование. Я не какой-нибудь там знаток-ценитель, боже упаси, все эти улуны и пуэры — это не про меня, но любой «Липтон» из пакетика даст этому вот недоразумению сто очков вперёд. Однако, другого всё равно не будет ещё лет пять, так что — пьём и улыбаемся!

Глава 4

Второй раз подряд вваливаться в класс после звонка я не рискнул. Но не более того — на месте уже был даже наш второгодник, Дима-Толстый. Я бы и рад скользнуть к своей последней парте тихонько, чтоб никто не видал, да кабинет выпал неудачный — проход был только перед партами и между рядами. Хочешь не хочешь, а пройти мимо бывшего «своего» места придётся.

Там меня немедленно атаковал нынешний «друг» Джон, то есть, Женя.

— Грег, ну где ты ходишь⁈ Домашку по алгебре давай скорее, географичка сейчас припрётся уже!

Хм, Грег. Забыл уже, тыщу лет меня так никто не называл. Да, есть нынче такая мода в городке — все имена переиначивать на английский манер. Даром, что английского не знает ровно никто, даже учителя…

Оп-па! А вот тут рисуется ещё одна неожиданная проблемка… Я тут пока ещё учу немецкий, из которого помню не более, чем «гутен морген». Плакала моя пятёрка… тут бы пару в четверти не схватить! Потом я переведусь в другую школу, и там немецкого не будет, мне придётся переучиваться на английский посредине года… и в нынешней моей ипостаси это будет проблемой как бы не большей: каким образом прятать мой fluent, отшлифованный двумя десятилетиями работы с буржуйскими партнёрами? Впрочем, об этом можно подумать потом.

— Извини, Джон, я домашку не делал.

— Как это⁈ — парень явно ошарашен. Чего это он? Неужели такое в первый раз? Не помню, чёрт… — Ты что, заболел?

— Заболел, — с готовностью закивал я головой. — Все выходные провалялся с температурой. Ничего не делал, вообще.

— Ну, тебе-то чо, — с завистью и каким-то лёгким налётом скрытой злобы констатировал Джон. — А вот меня точно на кукан посадят!

Прозрачный намёк я старательно проигнорировал, пожал плечами и отправился на свою заднюю парту.

Угнездившись там, я выдохнул и выложил на стол учебник по географии и одну из своих тетрадок. Не ту, что с датами и событиями — эти я запрятал подальше, а ту, что с моими собственными планами. Чтоб ничего не забыть. География — урок льготный, не нужна она мне совершенно, что либо учить я тут не собираюсь, вот и подумаю. На досуге.

С домашкой, на самом деле, всё совсем не так просто, как я сказал. «Не делал»? Вот просто так взял, и не сделал, да? Как бы не так. Не тратить на это время я решил сознательно — в рамках моей борьбы за эффективность. Но оказалось, что решить гораздо проще, чем претворить в жизнь: этот вот псевдо-перфекционизм в меня, как выясняется, вбили надёжно и глубоко, до самых печёнок, до безусловного рефлекса! Ну вот казалось бы — что такого: не сделал домашку? Сто раз такое происходило со мной — забыл, не успел, не знал, что задали. И ни разу небеса не разверзлись, огненным дождём человечество с лица Земли не смыло. И даже я сам двоек пока что не получал ни разу в жизни.

Но стоило отказаться от дз сознательно — и всё. Поначалу-то было ещё ничего, просто где-то в глубине сознания теплился маленький такой огонёчек сомнения. Или вины. Но чем темнее становилось на улице, тем сильнее этот огонёк разгорался, словно взял подряд осветить все улицы нашего города лучше, чем коммунхоз! Ну, или хотя бы мою комнату. В итоге, просыпался я раз десять, и одни бессмертные боги знают, чего мне стоило не забить на собственное решение и не засесть за чёртову домашку прям середь ночи.

Но сдюжил. Посмотрим теперь, во что это всё выльется, но более я прыгать по первому же учительскому «алле-ап» не собираюсь.