геноцида 1860-х жителей юга Италии целыми семьями без суда и следствия. Арестованных людей чести «мосос» не доставляли в полицейские участки или к суду, а отстреливали по дороге под стандартным предлогом «попытки к бегству».
Одному богу известно, сколько излишне искусных бойцов на ножах из Ронды, Хаэна, Кадиса или Гранады нашли свою смерть в придорожной канаве с простреленной головой[155]. При наличии бандитского Фарта и особой благосклонности Пресвятой Девы Марии некоторым счастливчикам удавалось избежать пуль «мосос де эскуадра» и железного ошейника гарроты и отделаться отправкой на каторжные работы или на галеры в Северную Африку сроком на пятнадцать-двадцать лет. Кроме того, согласно драконовским законам Испании, к длительным тюремным срокам приговаривались не только сами бойцы, но и все остальные вольные и невольные участники дуэли, включая секундантов, а также случайных очевидцев поединка. Поэтому, по негласному правилу, не только убитых, но также раненых и умирающих дуэлянтов товарищи не забирали и не отвозили в больницы, а оставляли лежать на месте схватки. Кому-то везло — их находили прохожие или полиция и доставляли в больницы раньше, чем они успевали истечь кровью, а кто-то так и отдавал богу душу на заброшенных пустырях и в затерянных двориках Малаги, Валенсии или Мадрида. И поэтому каждый уличный боец полностью отдавал себе отчёт в том, что в случае неудачного для него исхода поединка он, скорее всего, останется лежать на пыльной, раскалённой от солнца мостовой долгие мучительные часы в ожидании смерти.
Рис. 47. Уличные банды с навахами. Испанская карикатура, 1872 г.
Рис. 48. В. И. Немирович-Данченко. Смерть на дуэли, 1902 г.
Неудивительно, что даже простое согласие на участие в таком абсолютно безнадёжном предприятии, уже изначально не оставляющем даже малейшего шанса на благоприятный исход, требовало определённого фатализма и незаурядной отваги — куража, «tener cojones». Поэтому в некоторых случаях, если оскорбление было несущественным и чести одной из сторон не был нанесён серьёзный ущерб, то самого факта принятия вызова уже было достаточно, чтобы считать дело улаженным.
Но даже и после смерти злоключения народных дуэлянтов не заканчивались.
Учитывая, что многие родственники, чтобы избежать лишних вопросов и проблем с законом, не забирали тела погибших в поединках, а у муниципальных властей часто не было средств на их погребение, то, например, в Аргентине убитых раскладывали рядками на площадях[156], а в Чили — перед тюремными дверьми с блюдечками для сбора пожертвований на похороны на груди[157].
Чтобы читатель хотя бы приблизительно представил масштабы этих дуэлей, можно обратиться к беспристрастной статистике. Так, например, только в 1827 году в больницу Сан-Хуан де Диос в столице Перу — Лиме поступили 1500 человек с ножевыми ранениями[158]. Так как в конце 1820-х население Лимы составляло всего шестьдесят тысяч человек, это значит, что в крохотном городишке каждый день на улицах подбирали четырёх раненых в поножовщинах. Таким образом, за год в Лиме ранения от ножей получали 2.5 % населения города. Что значительно превышает среднее количество ранений, нанесённых холодным оружием на полях сражений в войнах XIX–XX столетий. А раз кто-то выжил в поединке, не исключено, что его соперник был убит. Исходя из этого, можно предположить, что количество убитых в ножевых дуэлях не сильно разнилось от числа раненых. И эта статистика типична не только для Чили, но и для самой Испании, а также многих других государств Латинской Америки, впитавших испанскую культуру.
А самых искусных и удачливых бойцов, которым удавалось убивать противников в поединках, чудесным образом самим избежав при этом тяжёлых ранений, длительных тюремных сроков, каторги, галер, пуль «мосос де эскуадра» и жандармерии, поджидал ещё один неожиданный смертоносный и коварный враг — слава. Как только какой-либо профессор навахи выходил невредимым из десятка схваток, оставляя на залитых кровью дуэльных площадках поверженных противников, он превращался в местную знаменитость. Так, например, в окрестностях Буэнос-Айреса второй половины XIX века любимым занятием всех местных бретёров было бросать вызов на поединок известному в тех краях бойцу на ножах — испанцу Хуану Морейре. В результате к концу жизни на счету порядком утомлённого этим конвейером Морейры насчитывалось шестнадцать убитых на дуэли претендентов на его титул и лавры.
Рис. 49. Хуан Морейра (1829–1874). Известный аргентинский бандит и боец на ножах, победивший в шестнадцати поединках.
Как и ковбои эпохи Дикого Запада, искусный навахеро становился героем народного фольклора, песен и эпических сказаний. Вскоре слухи о нём расползались по округе, а затем достигали и самых отдалённых медвежьих углов. Узнав, что где-то появился непобедимый боец, отовсюду начинали съезжаться крутые парни, чтобы бросить ему вызов, помериться силой, скрестить ножи и выяснить, так ли он хорош, как говорят[159]. Поэтому спокойно почивать на лаврах, пользуясь заработанной репутацией и греясь в лучах славы, никому не удавалось. Приходилось или отвечать на вызовы и принимать бой, как рыцарям на средневековых турнирах и боксёрам в боях за чемпионский титул, или терять лицо. И частенько поток этих страждущих не иссякал в течение многих лет, пока с помощью самых безжалостных методов боец окончательно не создавал себе такую ужасающую и леденящую кровь репутацию, что его наконец оставляли в покое[160], или же пока не достигал почтенного возраста и уже мог позволить себе отклонять вызовы, не рискуя при этом потерей лица.
Мне часто приходится сталкиваться с тем, что современные поклон ники ножевого боя пытаются анализировать те или иные старинные техники с позиции современного рационально мыслящего человека, забывая, что поединки на ножах, как и любая другая форма дуэли, первую очередь представляют собой ритуализированную агрессию. А там, где присутствует ритуал, особенно когда речь идёт о традиционных культурах, не стоит апеллировать исключительно к рассудительности, логике и здравому смыслу С таким же успехом можно пытаться разбирать обряды и ритуалы различных религиозных конфессий с точки зрения их практичности и функциональности.
Рис. 50. Старый боец на ножах. Аргентина, 1939 г.
Как я уже говорил, во многих воинских и ножевых культурах существовали особые специфические проявления культа мужества — символы мачизма, не имевшие рационального объяснения и служившие исключительно для демонстрации куража, бесстрашия и презрения к смерти. В дуэльной традиции Испании одним из наиболее распространённых элементов подобной мужской бравады был печально известный удар десхарретасо — подрезатель. Так как наносился он в спину вооружённого и активно сопротивляющегося противника в ближнем
