Судя по процитированным выше документам, индпошив воспринимался некоторыми управленцами как дополнительный источник того ассортимента, который не могли обеспечить швейные фабрики. Как практика пошива полуфабрикатов, так и идея развития производства готовых изделий малыми сериями показывают: советские менеджеры понимали, что мелкосерийное производство больше отвечает запросам рынка и возможностям покупателей, чем индивидуальный пошив в полном смысле этого слова.

Фактически у ателье появилась латентная функция – компенсировать недостатки работы швейной промышленности. И в этих условиях стало очень важно, особенно в районных центрах, учитывать требования именно массового покупателя. Так, во время заседания партийно-хозяйственного актива бытового обслуживания произошел показательный обмен мнениями между заместителем председателя Березниковского горисполкома Иваном Михайловичем Наймушиным и первым секретарем обкома КПСС Константином Ивановичем Галаншиным.

Наймушин заявлял: «Есть материал для платьев по 16–19 рублей. Кто из такого материала будет шить платье? Только единицы. Для мужских костюмов имеется бостон по 30–32 рублей. Товарищи, из этих материалов будут заказывать себе костюмы также только единицы. Сейчас трудящиеся хотят купить костюм за 60–70 и максимум 80 рублей, а мы этого им дать пока не можем»[414].

Галаншин ему ответил: «Еще, товарищ Наймушин, мне кажется, что Вы кое-что в существе дела неправильно понимаете. Вы сказали, что прошла та пора, когда Ваши клиенты шили дорогие платья и костюмы, а сейчас хотят шить дешевые. Мне кажется, что это неправильное понимание. Я считаю, что наши люди считают, что чем дороже, тем добротнее, и хотят лучше одеваться. Дешевые костюмы и платья швейная фабрика выпускает массовым пошивом, а индивидуальный пошив – которым занимается служба быта. Здесь люди хотят пошить хорошее выходное платье. Конечно, хорошо, когда есть вся гамма материалов, от самых дешевых до дорогих. И неплохо, если в Ваших мастерских есть хорошие материалы, с этим работники службы быта должны согласиться. Одним словом, я считаю, что, если мы будем работать только “давай, давай”, дело не пойдет. Мы просим от Вас инициативы, гибкости, внимательности, и тогда мы можем рассчитывать на хорошую работу»[415].

Этот диалог – яркий пример того, как высокий партийный функционер игнорирует ситуацию, сложившуюся «на земле». В поисках аргументов он обращается к официальному пониманию функций ателье индивидуального пошива, игнорируя поведение советских потребителей и их реальные проблемы.

Как работали с официальными и неофициальными заказчиками

В 1980-х ателье продолжали компенсировать низкое качество работы швейной промышленности. Так, в статье в журнале «Вопросы экономики» И. Шатаев указывал на то, что только 15 % одежды, пошитой в ателье, обладает индивидуальным стилем, тогда как 85 % мало отличается от продукции швейной промышленности[416]. В начале 1980-х годов в Перми работали салоны «Шейте сами», которыми управлял Пермоблразнобытпрокат. Любой мог принести свою ткань и раскроить из нее понравившуюся вещь, получить консультацию профессионального закройщика и затем самостоятельно дошить вещь дома. Таким образом, объемы производства ателье бытового обслуживания не столько отражали потребность в индивидуальном стиле одежды, сколько удовлетворяли спрос, с которыми не справлялась швейная промышленность. Государственная система индивидуального пошива все время колебалась между переходом к малым сериям одежды и аксессуаров и индивидуальным пошивом как таковым.

Как я рассказывала раньше, в системе индпошива модельеры работали в экспериментальном цехе, но также они консультировали заказчиков в ателье. Какую же роль играл в ателье модельер? Художник-модельер, который консультировал заказчиков, обычно имелся в штате предприятий высшего и первого разряда[417]. Заказ вещи с участием модельера проходил следующим образом. Заказчик показывал ткань и объяснял свои желания, а модельер выносила свое заключение о том, можно ли сделать то, что хочет клиент, в первую очередь с точки зрения расхода ткани. Если ткани хватало, модельер рисовала фасон или, как тогда говорили, модель. Затем заказчик шел к закройщику, которая снимала мерки, забирала ткань и фурнитуру, если она была у заказчика. Закройщик раскраивала вещь и передавала ее в бригаду. Бригадир разбирала выкроенные детали будущей вещи и документы после закройщика. После этого вещь поступала к «примерочникам», которые готовили ее к примерке. После примерки, которую проводила закройщик, на вещи оставались пометки о необходимых изменениях. Бригадир делала нужные изменения, сноравливала вещь, подкраивала, вырезала мелкие детали, обтачки, воротники и отдавал вещь «в машину» на стачивание, а после стачивания – на утюжку. Однако на первом этапе, в процессе обсуждения заказа, модельер могла не соглашаться с выбором модели или ткани заказчика. Если удавалось убедить заказчика воспользоваться тканью, которая была в ателье, это считалось удачей, ведь ателье было выгодно работать со «своей тканью».

Модельеры в ателье появились относительно поздно. Долгое время считалось, что закройщика достаточно. Постепенно ставки художников-модельеров ввели в штатное расписание всех ателье, но не везде они были заняты. По воспоминаниям искусствоведа экспериментального цеха, заказчики предпочитали те ателье, где были модельеры. Для некоторых модельеров работа в ателье оказывалась предпочтительнее, потому что давала относительную свободу.

Y. А те художники, которые непосредственно работали в ателье и принимали заказы… у них было больше возможностей, потому что часто люди приходили со своими материалами. <…> Из-за независимого характера хотелось, чтобы начальства было поменьше. Была только заведующая ателье. Закройщики были не мои, они меня никак не контролировали. Мы с ними только сотрудничали: если я что-то разрабатывала, то [спрашивала]: можно или нельзя это делать? Они не могли «зарубить» мне какую-то модель.

Однако модельеру в ателье приходилось осваивать искусство общения с заказчиком.

Y. Приходил заказчик и говорил: «Мне надо платье». <…> Некоторые приходили с вырезками из журналов: «Я хочу вот такое платье». Если оно не очень идет вам, художник мог вас убедить: «Давайте вот здесь поменяем немного». От художника много чего зависело, результат от него очень сильно зависел. Кажется, ну что он может нарисовать? Но он же должен нарисовать то, что сможет сделать закройщик в этом ателье, чтобы изделие подошло, чтобы в результате не было жалоб или отказов [от заказа].

В работе модельера в индивидуальном пошиве была своя специфика.

Y. Он (модельер. – Ю. П.) работал в контакте с закройщиком. Если что-то [не так], то закройщик скажет: «Ты что нарисовал? Как мне это делать?» Они вдвоем могут решить, как это сделать. И дальше делает один портной.

Хотя бригадный метод и полуфабрикаты минимизировали