Ознакомительная версия. Доступно 37 страниц из 201
предмету нашего рассказа. Не будем обращать внимание на аляповатые поделки, которые с биркой «автограф А. П. Чехова» мелькают на антикварном рынке, поскольку для специалиста это все повседневный сор, выметаемый трудолюбивыми антикварами на свои прилавки, но распознаваемый издалека и с улыбкой. А обратим мы внимание на поток «автографов А. П. Чехова», наблюдаемый в последние годы. Некоторые из них имеют общие черты.
NB! Прежде чем изложить собственные мысли, еще раз предупредим читателя: перед вами не некий официальный вывод, а сугубо личное авторское мнение или же крайне субъективное оценочное суждение, ничуть не посягающее на звание истины в последней инстанции.
Итак, мы обратили внимание на три дарительные надписи, которые были представлены как автографы А. П. Чехова, но, кажется, имели некое родство в своем происхождении.
Все они адресованы не просто кому-то, а выдающимся культурным деятелям эпохи, притом очень близко стоящим к Чехову. Первый автограф – художнику Константину Коровину, второй – артисту Павлу Орленеву, третий – беллетристу Николаю Лейкину. Надписи начертаны на титульных листах различных томов «Сочинений А. П. Чехова» в издании А. Ф. Маркса и датированы началом 1904 года; книги непереплетенные, в мягких издательских обложках, ни на одной нет никаких владельческих признаков более позднего времени.
Для нас, безусловно, было очевидно, что все три дарительные надписи написаны не Чеховым. Конечно, фальсификатор изрядно потрудился в освоении почерка классика, но оставаясь в рамках собственных способностей: каллиграфическая натужность, контрастирующая с легкостью чеховского почерка, особенно при выведении имен адресатов, слишком уж заметна глазу; то же касается собственно «фирменного» писательского росчерка «Чехов», который кажется не быстрым и доведенным до автоматизма, как в эталонных автографах, а вымученным и уж чересчур осторожным.
Причем манера фальсификатора явно эволюционировала: если надпись Константину Коровину достаточно небрежна, то в автограф Николаю Лейкину можно было бы даже поверить, кабы не совсем уж беспомощная подпись; в дарительной надписи Павлу Орленеву, наоборот, хорошо удавшаяся подпись и мало схожий с рукой подлинного Чехова основной текст.
В чем не откажешь фальсификатору – в умении осваивать литературу вопроса. Он довольно грамотно выбрал не только персонажей, но и связал их с Чеховым в нужный момент биографии писателя. По крайней мере, ничто не противоречит тому, чтобы такие дарительные надписи могли быть исполнены, и с историко-биографической точки зрения их нельзя сразу отвести как невозможные.
Конечно, визуальный анализ почерка – это главное, однако всегда следует обращать внимание и на следы бытования, которые могут помочь сделать окончательный вывод в неоднозначных случаях, то есть тогда, когда нет полной уверенности, оригинал перед нами или реплика. И хотя в этом случае, согласно нашему субъективному мнению, это заведомо фальсификаты, все-таки не будет лишним немного поразмышлять, что же тут не так. Отметим три озадачивших нас момента.
Первое. Конечно, ничто не должно было помешать обладателям этих экземпляров, коли бы они и взаправду дарились писателем, переплести их. Задумаемся: адресаты должны были получить эти подарки в 1904 году, в котором Чехов, чье имя уже было известно всем, сошел в могилу. И уж естественно, что такой экземпляр не отправился бы подпирать примус или цветочный горшок, а поехал бы в переплет как память о великом современнике. Но тут у фальсификатора, кабы он взял для своих занятий экземпляр в переплете, имелась бы непреодолимая трудность: в традиции того времени почти всегда внизу корешка переплета должны были стоять инициалы владельца. А если их нет – это уже повод к подозрительности, на которую мы, как читатель понял, очень скоры.
Второе. Когда речь идет об автографах, которые в 1990‐х годах в книжном мире именовались «звезда – звезде», то возникновение их из небытия всегда повод к подозрениям. Возможно, что в письмах/воспоминаниях/исследованиях не отражен некий автограф Чехова раннего периода или же кому-то малозначительному с историко-литературной точки зрения. Однако в нашем случае речь о Чехове в зените славы, а его адресаты – знаменитейшие деятели эпохи. То есть подобные подарки должны быть как-то зафиксированы или получателями, или современниками. Поэтому мы решительно не можем поверить, что возникли, притом почти одновременно, три столь выдающихся памятника письменности. Здесь скажем, что в пространных мемуарах «Жизнь и творчество русского актера Павла Орленева, описанные им самим» также нет никаких сведений о столь значимом даре.
Третье. Допустим, некий автограф Чехова хранился под спудом, берегся от людских глаз и так далее и тому подобное, и вот он представлен миру. Трудно вообразить, что никто, ни один собиратель ХX века, который оберегал такой экземпляр, не оставил бы на нем своего знака. Ни росчерка, ни экслибриса; ну пускай он бы мог переплести его в новый переплет, но все-таки оставить свой след. Ничего этого нет. Когда же такое наблюдается у трех шедевров кряду – это уже очень необычно.
Нужно добавить и краткую историю о том, как мы встретили эти шедевры. Если первый экспонат – «автограф» К. Коровину – мы обнаружили на электронных торговых площадках, то два остальных увидели одновременно. Они оба оказались представлены на одном из аукционов, в один день. Вряд ли фальсификатор не имел понятия о том, что такие вот массовые выбросы шедевров совершенно не содействуют тому, чтобы люди вокруг, даже не слишком понимающие в предмете, воспринимали это само собой разумеющимся и верили в их подлинность. Но последнее, конечно, кто-то может объяснить случайностью.
Два автографа имели два же «экспертных заключения», выданных сотрудником профильной государственной организации культурного направления, датированных даже одним числом и подписанных доктором всех наук. Мы даже будем в очередной раз тут говорить о том, что, конечно, никакого отношения этот «эксперт» к текстологии начала ХX века не имел даже близко, зато, как мы видим, он вполне соответствует тем задачам, ради которых к нему обращаются владельцы «автографов великих». Читая удивительную отсебятину, напоминающую психографологию, мы узнаем, что дарственная надпись «судя по характеру и стилистике начерка [!], сделана в спокойной обстановке, уверенной рукой, без раздумий и пауз»; при этом «имя отчество и фамилия выведены довольно старательно, что характерно для подобных записей, которые делаются на экземплярах книг, заранее приготовленных для дарения». Просто-таки поражает проникновение «эксперта» в творческую лабораторию Чехова.
Еще интереснее для нас – познания «эксперта» в области истории литературы. Вот, например, читаем: «А. П. Чехов и П. Н. Орленев (наст. фамилия Орлов) были знакомы. А. П. Чехов любил слушать его рассказы об актерской жизни. Орленев бывал в гостях у Чехова, о чем оставил упоминания в своих мемуарах. Однако время, даты их встреч неизвестны». Если представить себя на месте фальсификатора, то прочесть подобные строки ему было как
Ознакомительная версия. Доступно 37 страниц из 201
