– Григорий Аркадьевич, это Воронцова. Мне нужна от вас небольшая услуга. Да. Вы все правильно поняли. И как можно скорее.

Аделина так и не узнала, почему рухнула карьера ее бывшего мужа, и он удрал из столицы так быстро, как только смог, проклиная «невыносимых баб, которые суют свой нос куда не надо».

А Вероника, немного успокоившись состоявшейся местью, взялась приводить в порядок душевное состояние сестры всеми возможными средствами.

Это было сложно.

Аделина стала похожа на тряпочную куклу, в которой будто и не было никогда стержня и желания жить. Она часами сидела у окна, глядя на клумбы у особняка сестры, или плакала, вспоминая свои надежды и мечты, которые так и остались в том страшном месте с белым потолком и стенами, выложенными невзрачной кафельной, еще советского образца плиткой, где ее освободили от столь желанного бремени…

Лучшие специалисты и курорты, которые Вероника подбирала тщательно и вдумчиво, ориентируясь на вкусы сестры, никакого результата не давали. Аделина уходила. Медленно, но верно шагала она к той черте, за которой уже не было возврата.

И тогда Вероника предложила сестре усыновить ребенка.

– Мне не дадут, Никочка… – плакала Лина. – Я же одна! Есть правила!

– На всякое правило всегда найдется исключение! – отрезала Ника и принялась за дело.

Ребенок был найден довольно быстро. Мальчишка был так похож на Аделину в детстве, что Вероника, увидев его фотографии, просто потеряла дар речи.

– Родители у него есть? – выдавила она из себя, когда, наконец, немного отошла от удивления от увиденного.

– Нет. Он – сирота. Родители были вполне благополучной парой. Разбились в аварии около полугода назад.

– Сколько ему?

– Год будет через две недели.

– Здоров?

– Да.

– Другие родственники есть?

– Бабушка. Но она наотрез отказалась от ребенка. Кажется, дочь ее замуж вышла против воли матери. И та не приняла ни брак, на который не давала своего согласия, ни последствий этого брака. Внука она ни разу не видела и видеть не желает.

– Ясно.

Несколько звонков, которые сделала Вероника, запустили нужные механизмы, и сложная бюрократическая машина заскрипела, неохотно поддаваясь командам сверху и раскручивая тугой маховик, но все же, спустя какое-то время, выдала желаемый результат.

Аделина стала матерью.

Сына она назвала Максимом, сменив ему не только имя и фамилию, но и дату рождения, по совету сестры.

Вероника через несколько лет после появления в семье мальчика осталась вдовой и, посоветовавшись с сестрой, предложила ей съехаться вновь и сменить душный город на загородный дом.

– Мальчику будет лучше на свежем воздухе. А ты занимайся сыном! Работай! Живи! – раскладывала Ника словари и бумаги в новом кабинете сестры, которая работала переводчиком. – А мне позволь быть рядом и заботиться о вас!

– Никуша, ну что ты такое говоришь? Куда мы от тебя? Ты же моя опора! Господи, как хорошо, что ты у меня есть!

Максим, чудесный, шустрый мальчишка, рос в любви и заботе. Окончив вуз, он отказался от помощи Вероники, которая хотела было пристроить его на работу, использовав свои старые связи.

– Мама Ника, перестань! Я сам с усами! И даже уже с бородой, как видишь! Справлюсь! Ты ведь меня учила думать своей головой и быть независимым. Вот и не загоняй под каблук, договорились?

– Как-то быстро ты повзрослел… – Вероника одобрительно кивнула, разглядывая племянника, который давно уже стал ей сыном так же, как и Аделине.

– Не ходить же мне в коротких штанишках всю жизнь! – чмокнув в щечку Веронику, отшучивался Максим. – Воспитание не то!

Через год он объявил матери и тетке, что уезжает, чтобы поработать какое-то время по контракту и набраться опыта. А перед самым отъездом приволок в дом тетки переноску, перевязанную возмутительным розовым бантиком.

– Это – вам! Чтобы не скучали очень уж сильно! Пора навести порядок в вашем царстве-государстве и пошатнуть бабий трон!

– Фи, Максим! Что за выражения?! – возмутилась было Вероника, но тут же забыла о сказанном племянником, как только увидела подарок.

Маленький беленький котенок выбрался из переноски и уселся посреди просторного холла, нисколько не смущаясь открывшимся ему пространством, количеством людей, снующих вокруг, и громкими восторженными возгласами, которыми наградила его Аделина, всегда мечтавшая о кошке.

– О! Маме угодил! А ты, мама Ника, что скажешь?

– Скажу, что ты не жалеешь мою бедную седую голову! Что мне делать с этим… Имя-то у него есть?

– Очень замороченное! – Максим кивнул на переноску. – Там, в кармашке, все документы. Кажется, одно из присвоенных ему от рождения в питомнике звучит вполне мило, хоть и несколько воинственно – Багратион. Я его только из-за него и выбрал. Решил, что тебе понравится!

– Ах, ты охальник! – все-таки рассмеялась Вероника, оценив намек Максима, и, притянув его к себе, обняла, благодаря. – Разбавил наше бабье царство. Спасибо…

Котенок через некоторое время вымахал в огромного кота, который безраздельно царствовал на вверенной ему территории, терпя водные процедуры, прописанные ему Вероникой, и неуемное желание Аделины превратить его жизнь в нескончаемый гастрономический праздник.

И все бы ничего, но Вероника решила сделать в доме небольшой косметический ремонт.

Разумеется, на это время кота поместили на второй этаж, запретив ему гулять вольно, где вздумается, как это было раньше.

Багратиону это не понравилось. Повозмущавшись немного и изодрав до непотребного состояния пару портьер в спальне Вероники, кот решил, что Максим был прав и пора брать власть в свои лапы. В кратчайшие сроки он свел дружбу с прорабом, который окрестил его новым именем – Батон, и приступил к подрывам основ в крошечном государстве, где до того царили лишь женщины.

– Что, Батон, тоска заедает? – сочувствовал ему прораб и делился с котом консервами из кильки.

Кот уминал предложенное подношение, ехидно урча и прикидывая, какой скандал закатила бы Вероника, увидев такое безобразие на своей кухне, и как грохнулась бы в обморок Аделина, которая считала, что котик не ест ничего, кроме парной телятины и отборной печенки.

Но последней дома не было, а потому спектакль откладывался. Аделина ездила с сестрой по магазинам, выбирая обои и светильники, чтобы не затягивать работы.

Спустя пару дней после того, как прораб впервые угостил кота килькой, им же была впервые открыта дверь в сад, и Багратион, в просторечии – Батон, познал вольную жизнь. И пусть Вероника, несмотря на робкий протест Аделины, давно уже лишила кота возможности доказать свою мужскую состоятельность, воля для Батона давно была хрустальной мечтой, которая вдруг исполнилась благодаря суровому усатому мужчине, который скупо трепал его каждое утро за ухо и приговаривал:

– Трудно тебе, друг? Понимаю! Тяжело, когда